На поцарапанном кофейном столике лежала кипа нераспечатанных конвертов, возможно, с рождественскими открытками. Я стала складывать их, выравнивая углы, в ровную стопку.
— В таком случае зачем ты приехала?
— Я думала, что нужна ему.
Констанс нашла свой последний приют в раскинувшемся некрополе с дорожками из серого гравия среди рядов захоронений. Я различила Бет, которая придерживала одной рукой свою темно-синюю соломенную шляпу, чтобы ее не сдуло. Она сменила рюкзак в форме зайца на черную дамскую сумочку. Мэтью был одет в черный деловой костюм, и взгляд его был устремлен на гравий. Рубашка цвета банана ярким пятном выделялась на черном костюме Билли. Он курил и разглядывал плиты как достопримечательности.
Я стояла в каменной нише, среди обрывков упаковок от свежей рыбы с чипсами и видела Элайзу в ее черной узкой юбке и жакете, окантованном мехом или, может быть, перьями. У нее были голые ноги и неуклюжие туфли на высоких каблуках, которые вынуждали ее раскачиваться, как при медитации. Джонатан стоял со сложенными вместе руками, словно молился, а может быть, хотел просто согреться. Как только все было кончено, Элайза обняла его, как сделал бы любимый друг.
Квартира Джонатана напоминала гостиничный номер, где отсутствовало прикрепленное на двери предупреждение с описанием эвакуации во время пожара. Он был полностью поглощен своими заусенцами.
Я явилась, предварительно не позвонив. Джонатан прижал Бена к себе, но на меня даже не посмотрел.
— Итак, как мы будем улаживать дела? Если ты упорствуешь, можешь оставаться здесь. Пока мы не решим, что делать дальше, я буду у Билли.
— Тебе не надо делать это, мы отлично устроимся у Элайзы.
Он метнул на меня пронзительный взгляд. Бен стоял у дивана, и его обутые в войлочные ботинки ноги разъезжались на полированном полу. И часу не прошло, как после моего присутствия диванные подушки пришли в беспорядок и смачно запахло собачьим дерьмом. Я чувствовала себя здесь лишней.
Джонатан схватил Бена за руку, уговаривая его пойти, но тот растерялся, не зная, то ли отпустить руку взрослого человека, то ли диван. От досады он заплакал и потянулся ко мне, упал и ударился головой о паркет.
Джонатан его поднял, вытер ему слезы, однако Бен успокоился только у меня на руках.
Элайза ушла на распродажу, оставив меня убирать опасные предметы и создавать приемлемую для ребенка обстановку. Позвонил Кристоф и сказал, что родители целы и невредимы, хотя они попали в небольшую аварию: мол, мама в машине уснула и ей приснилось, что они едут против движения по дороге с односторонним движением; она так громко вскрикнула, что отец влетел в деревянный курятник.
Я была рада отсутствию Элайзы. Мне не хотелось рассказывать о Кристофе.
— Что сказала мама о нашем возвращении в Лондон? — спросила я у Кристофа.
— Сказала, что тебя всегда куда-то носит. Жаловалась, что ты взяла ее любимое одеяло. У нее что, плохая память. Она не может запомнить мое имя. Зовет меня мастером. Говорит: «Мастер сделает это». Она сказала мне почистить дымоход и просила принести длинную щетку.
— Не слушай ее.
— Еще она хочет, чтобы я нашел в Шатийоне какую-то пилюлю для лба…
— Просто у нее мозг заблокирован.
— Истощен?
— Заблокирован, — ответила я.
Я выгрузила из ванны Элайзы влажные фланелевые тряпки и щеточку для ногтей, вымазанную каким-то липким месивом. Понадобилась уйма времени, пока набралась вода, так что я успела в деталях изучить ее ванную комнату. В ней повсюду валялись пустые тюбики и баночки без крышек. Несмотря на то что ее снабжали потоком разных лосьонов и кремов, она хранила верность крему из масел Мертвого моря. Я заметила запечатанный набор лака для ногтей из Шатийона и прокладки, такие, какие использовала и я.
Использовала.
Я открыла свой несессер и нашла духи янтарного цвета во флаконе из граненого стекла, которые мне подарила Сильви. Вода в ванне была недостаточно теплой. Принять настоящую горячую ванну можно было лишь наполнив ее водой на три дюйма, пока же вода покрывала только бедра.
Я уставилась на прокладки. Как-то мама, стоя ко мне спиной, сказала мне о месячных: «Ты найдешь “СТ” внизу моего гардероба». Я не знала, что это были за «СТ». Это звучало как болезнь.
— Сколько длятся месячные? — спросила я.
— Лет до сорока или пятидесяти. Потом наступает менопауза и увядание.
Я вообразила десятилетия непрерывных кровотечений.
Лежа в ванной, я услышала, как вошла Элайза и бросила хозяйственные сумки на пол.
— Тут все в порядке? — позвала Элайза, просунув голову в дверь. Увидев, что ванная комната открыта, она крикнула: — Бери все, что тебе нужно! — Вскоре она вернулась с чашкой чая, от которого пахло раковиной, и посмотрела на меня, на мой материнский живот, который выглядел так, словно из него выпустили воздух. — Что-то не так?
Прокладки находились рядом с кондиционером, предназначенным для питания волос. Меня всегда волновало, как он это делает, как ему удается проникнуть в середину волос.
— Ты знаешь, не так ли? — раздался ее голос.
Мое тело, должно быть, подшутило надо мной.
Мне вспомнилось, как женщина с парома сказала: «К чему стремишься, то и получаешь». Я чувствовала себя выбитой из своей привычной жизни. Это похоже на испуг, когда выходишь из гастронома с коричневым бумажным пакетом, в котором находится ароматный хрустящий хлеб, и вдруг осознаешь, что твой ребенок все еще торчит у колбасной секции.
Элайза откинула волосы с лица. Она не могла смотреть мне в глаза.
— Он в ком-то нуждался, — произнесла она.
Пошла слишком холодная вода. Я вылезла из ванны и вытерлась полотенцем, пахнувшим плесенью.
— Это было только один раз, — добавила Элайза.
Кристоф позвонил и сообщил фантастическую новость, что он обнаружил большой запас дров. Бревна распилили, нарубили и сложили в гостиной для сушки. Моя мать повесила на кучу дров белье для стирки. Она заставила Кристофа расчистить снег и отправила на машине в Шатийон за льняными семенами. Эшли рекомендовал ей включать их в пищу.
— Дров хватит до самой весны. Когда ты вернешься? — спросил он.
Бет делала маленькие кексы, каждый из которых она украшала глазурью в виде причудливых розовых завитков. Яна протирала все вокруг губкой и счищала разбросанное по полу тесто. Она напряженно пыхтела. Бет сказала, что весь фокус в том, чтобы не бояться поручать помощнице по хозяйству выполнять более тяжелую работу. Яна мыла окна, счищала жидкий раствор с черепицы и даже закрепляла поплавковый кран на баке. Бет готовила что-то очень забавное, пробуя всякие пищевые красители.
— Я полагаю, что ты у Элайзы временно. Это все неправильно, правда? Вы же родители Бена и подходите друг другу. Бог знает, что вы хотите сказать этим посланием.
