– Именем благословенной девственницы, читающей свежий выпуск еженедельника «Харпер», что происходит?! – заорал бродяга. – Э, да кажется, я потерял голову!
Он расхохотался, швырнул манекен на пол и затоптал язычки пламени.
– Ой-ой-ой, горячо! Это мне напоминает времена, когда мы с моим старым друганом Махатмой Ганди чуть-чуть перебрали черного гангла и решили поразвлечься и поплясать босиком на костре.
Лиза отскочила, схватила винтовку и встала поодаль, наводя прицел то на одного, то на другого.
– Так, ну и кто мне объяснит, что здесь творится?
Оба мужчины повернулись к ней. Они были совершенно одинаковы: та же комплекция, те же усы, тот же прищур – два абсолютно неотличимых Рузвельта, только один – в набедренной повязке и с толстым слоем грязи на лице.
– Боже мой! Митти никогда не говорила мне, что у меня есть брат-близнец, – заявил бродяга, а потом вытянул свои большие сильные руки. – Обнимемся, брат?
– Не подходи ко мне! – сказал второй. – Лиза, этот человек самозванец. Тедди Рузвельт – я! Вперед, нам нужно достать этот Именослов!
– Самозванец? Как бы не так, уважаемый! – взревел полуголый пришелец. Он грозно подбоченился, а его маленькие круглые глазки налились яростью. – Да будет вам известно, сэр, что я четвертый ребенок несравненной мисс Марты «Митти» Буллок из Росвела, Джорджия, и моего дорогого отца, великого нью-йоркского филантропа и пылкого верноподданного Теодора Рузвельта-старшего, а также достойный брат Эллиота, Бейли и Коринны. Не прошло и сорока лет, как я родился здесь, на втором этаже этого дома. Я честно служил этой стране вместе с моими «Мужественными всадниками» во время испано-американской войны…
– Но она еще не нача…
– Не говорите так! – Бродяга воздел указательный палец. – Я состоял на государственной службе как министр военно-морских сил и комиссар полиции, а в настоящее время состою мэром этого прекрасного города и тружусь рука об руку с очаровательной мисс Смит и отважным начальником полиции Спенсером над раскрытием чудовищных злодеяний Крушителя. Кем только не называли меня, сэр, но самозванцем – никогда! Я самый что ни на есть настоящий, могу вас уверить. Ибо «гораздо лучше быть оригиналом, чем имитацией». Это всем известно!
Повисла долгая тягостная пауза. Наконец Лиза, кашлянув, прочистила горло.
– Что, он уже так говорил? – спросил Рузвельт странного вида.
– Да, говорил, потому что это МОЯ фраза, – заявил Рузвельт странного поведения. – Только я так говорю. Потому что Тедди Рузвельт это я.
– Что ж, похоже, мы тут слегка запутались, не так ли? – сказала Лиза. – Полагаю, есть лишь один способ убедиться…
– Слушайте сюда! – проревел бродяга. – Не для того я получил по башке, проплыл восемь километров по канализации, полной экскрементов со всего Малбери-Бенд, вытерпел мерзкую и ужасающую инициацию племени Замарашек и оказался на улице без единого воспоминания о дивных неспешных летних деньках, когда я выстрелами сшибал банки с голов туземцев Занзибара! Так вот, не для того я все это пережил, чтобы играть в «кто-здесь-Тедди?» с каким-то недоумком, дешевым подражателем, не способным отличить исчезающую армянскую острохребетную свиносову от перистой аргентинской совосвиньи, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Я слишком много времени потратил, не имея даже такой малости, как собственное имя, чтобы потерять его сейчас, и я, возможно, никогда не обрел бы его снова, если бы не довольно лестная восковая копия, на которую я набрел в «Иден-Мюзе»! Я нес ее по мрачным городским улицам, держа перед собой, как держат пруток лозы пигмеи-водоискатели Нигерии, теперь, увы, полностью истребленные из-за их, к несчастью, превосходного меха…
– К чему все это, самозванец? – спросил другой Рузвельт.
– И все это время у меня в ушах звучал шепот: «Дельмо, Дельмо, Дельмо…» И вот я пришел туда, в Авалон закусочных, кулинарный Камелот, который я помнил даже тогда, когда не мог вспомнить имени моей дражайшей Митти, – «Дельмоникос». И что еще лучше, там оказался устричный вечер «съешь-все-что-сможешь». Я был потрясен. Орудуя статуей как щитом, а моим копьем… э-э… как копьем, я взошел по ступеням. Да, это заведение строгих правил, и появляться там положено во фраке, но на свете не было силы, которая сумела бы удержать меня при виде неподражаемых моллюсков. Обслуга пыталась защищаться опрокинутыми стульями и отбивать удары моего копья крышками супниц, но тщетно. Как только я вступил победителем в бар, отпихивая ногами распростертые тела противников, с моей драгоценной статуей под мышкой и целой кастрюлей дымящихся мидий, проскакивающих в глотку прямо неочищенными, мои воспоминания стали возвращаться ко мне с каждым аппетитным кусочком, – и тогда я понял, я действительно понял, кто я такой. А вы, сэр, вы, жалкое подобие Тедди Рузвельта, я скажу вам то, что говорил и тогда, что говорил всем своим поверженным врагам…
С этими словами бродяга задрал набедренную повязку и выставил на всеобщее обозрение подарок короля Баузера Купалупы, сделанный много лет назад на Фиджи.
– Подлецы, мошенники и прочие болваны, падите пред моим перлом!
Лиза хихикнула и прикрыла глаза. Тогда Тедди, последнее время называемый «бомжем», «бродягой», «чужаком», «пришельцем» и т. п. (я рад, что надобность в этом отпала, поскольку начал уже испытывать нехватку определений), обернулся к самозванцу (бывшему «Тедди странного поведения») и спросил:
– А у тебя такой имеется? Что скажешь, амиго?
– Вы, ребята, просто чокнутые! – воскликнул самозванец и бросился к двери.
– Лиза, винтовку, быстро!
Лиза перебросила оружие Рузвельту, он прицелился и выстрелил. Но пуля прошла мимо, разнеся его призовую коллекцию фарфора за победы в борьбе сумо.
– Вот черт!
– Оставьте его, Тедди, – сказала Лиза. – Это просто один из прихвостней Твида. У нас есть более важные дела.
– Твид? А он тут каким боком?
– Нам с вами еще во многом надо разобраться, господин мэр.
– Дорогая моя сударыня, как же вы могли поверить этому обманскому шарлатану, что он – ваш милый медвежонок Тедди?
– А я всегда знала, что он самозванец, – сказала Лиза, лукаво склонив голову. – Мне просто хотелось увидеть вашу знаменитую жемчужину.
– Падите пред моим перлом!
Тедди зарделся, опустил глаза и принялся ковырять ногой пол.
– Вам стоило только попросить, – смущенно произнес он.
Лиза нежно чмокнула его в щеку.
– Ваша горилла не сказала обычного «здорово», перед тем как этот тип вошел в оранжерею. Из этого я сделала вывод, что он уже находился в доме и наверняка был тем вторым голосом, который я слышала из гостиной. И, что еще важнее, он не знал, как себя связать.
