Как только она вошла в камеру, кабадж перестал петь.
Женщины взглянули на зарешеченное окошко. Они были поражены.
Рула, которую арестовали за то, что она читала Коран на работе и часто молилась, сказала:
— Бог прислал кабаджа, чтобы напомнить нам о своей власти.
Несколько женщин кивнули в знак согласия.
Самара, широко улыбнувшись, сделала шаг вперед, раскрыв объятия:
— Мы больше не можем пребывать в неизвестности! Скажи нам!
— Самара была права, — объявила Майада. — Кабадж прислал весточку от Бога. Меня отпускают на свободу!
Самара несколько раз повернулась на цыпочках, словно искусная балерина.
В камере раздались приглушенные возгласы женщин-теней. Они обнимались и плакали. В суматохе очки Иман соскользнули у нее с носа. Секунду она судорожно искала их на полу и, к счастью, нашла невредимыми.
— Без них я ослепну, — с улыбкой сказала Иман, водружая на нос тяжелые очки.
Даже Сафана и Сара, хотя они еще не пришли в себя после пыток, сели на нарах и, улыбаясь, поздравили Майаду.
— Ты позвонишь моей матери? — прошептала Сара.
— Да, Сара, обязательно, — улыбаясь, ответила Майада.
Самара так обрадовалась, что запрыгала по камере.
— Она позвонит всем нашим матерям! — Самара схватила Майаду за руку. — Рассказывай! Рассказывай! Когда тебя отпустят?
— Судья ничего не сказал. Когда я была в кабинете, он подписал документы, но офицер заявил, что им нужно дать ход.
— Чудесно! — нараспев произнесла Самара. — Значит, пройдет не больше десяти дней.
Майада нахмурилась, услышав ее слова.
— Десять дней? Я думала, меня освободят сегодня или завтра. Я не смогу вынести еще десять дней.
Самара обхватила лицо Майады маленькими ладошками.
— Всего десять дней! — Она кивнула на женщин-теней. — Каждая из нас отдала бы руку или ногу, — слабо улыбнулась она, — а может, и руку, и ногу за то, чтобы нас выпустили отсюда через десять дней.
— Ты так обрадовалась, как будто тебе отдали все богатства Ирака, — со счастливой улыбкой заметила Майада.
Ни одна из женщин-теней не завидовала удаче Майады. Никто не злился на нее за то, что она покидает тюрьму, тогда как им предстояло провести здесь немало времени.
Майаде стало стыдно перед этими самоотверженными женщинами за свою черствость. Она огляделась по сторонам, и у нее болезненно сжалось сердце. Ей отчаянно хотелось выйти за дверь тюрьмы, чтобы соединиться с Фей и Али, но она с болью думала о сокамерницах.
Наверное, Самара умела читать мысли. Она сказала:
— Майада, ты ни в чем не виновата. Мы рады, что ты уходишь, хотя будем скучать по тебе. Ты поможешь нам выбраться отсюда.
Женщины-тени, кроме Сары и Сафаны, собрались вокруг Майады.
Муна озвучила то, о чем думала каждая из них:
— Майада, не забывай нас, когда выйдешь отсюда. Поклянись Аллахом, что когда-нибудь ты расскажешь миру о том, что происходило в этой камере.
Майада обняла Муну и пообещала:
— Клянусь Аллахом, что однажды люди узнают наши истории, Муна.
Здравомыслящая Самара посмотрела на Муну, потом на Майаду.
— Это, конечно, прекрасно, что люди узнают, но сейчас самое важное — чтобы Майада позвонила нашим семьям, — сказала она. — Теперь мы точно знаем, что она скоро нас покинет, и потому нам немедленно нужно приступить к заучиванию, — заявила она и с улыбкой посмотрела на Майаду. — Ты наш единственный шанс.
Майада продолжала надеяться, что ее освободят раньше, чем предсказывает Самара, и потому она решила как можно быстрее запомнить номера телефонов.
— Да, Самара, ты права. Давай начнем сегодня вечером.
— Главное, чтобы ты позвонила нашим родственникам и сказала, где именно нас держат. Это первый ключ к освобождению, Объясни, что они смогут помочь нам, только если дадут взятку. Возможно, им придется продать землю или машину. Почти все охранники берут взятки.
Но, Майада, ты должна говорить быстро. Ты же знаешь, что телефоны в Ираке прослушиваются. Сообщи то, что нужно, и повесь трубку. Не жди, когда тебе зададут вопрос, и не отвечай на него. Никогда, ни в коем случае, не называй своего имени. Если тебе захочется утешить наших родных, вспомни, что твоя доброта приведет к тому, что их тоже арестуют.
Самара все продумала.
— Сегодня ты заучишь как можно больше имен и номеров телефонов. Остальные — завтра. Я буду проверять тебя каждый день, пока ты не уйдешь. Мы хотим, чтобы ты запомнила все номера, — настойчиво повторила Майада.
Это была необычная ночь. Женщины отвели Майаду в самый дальний угол, чтобы охранник в коридоре не подслушал странные бормотания, которые доносились из камеры 52.
Первой была Алия. Ее прекрасное лицо светилось от радостного ожидания. Тюрьма разлучила ее с маленькой дочкой. Она не видела Сузан больше года. Узнав о скором освобождении Майады, она представила счастливое воссоединение с любимой дочерью.
Следующей была Раша. Она, нахмурившись, как обычно, злым шепотом назвала адрес и телефон.
Майада решительно настроилась запомнить каждый номер, каждое слово. Женщины подбадривали ее. Майада знала, что Алия и Раша провели в тюрьме почти три года, и конца заточению не видать.
Добрая доктор Саба озабоченно проверила нижнюю юбку Майады, чтобы убедиться, что на ней можно разглядеть номер, который она записала. Она попросила Майаду не стирать ее (хотя это было совершенно лишнее), пока не позвонит ее семье.
Иман нервно повертела очки в руке и четко, медленно назвала свой адрес и телефон.
Вафаэ, перебирая самодельные четки, несколько раз повторила информацию, пока Самара не попросила ее уступить очередь сокамернице.
Следующей была Иман — красивая девушка двадцати восьми лет от роду; она была похожа на Элизабет Тейлор — белоснежная кожа, черные как уголь волосы и глаза глубокого сапфирового оттенка. Иман была такой миниатюрной, что казалась подростком. Она сообщила координаты, а затем рассказала Майаде историю ареста:
— Я не собиралась нарушать законы Ирака, но мои мучители утверждают, что я критиковала Саддама Хусейна, — объяснила Иман. Майада знала, что негативные высказывания о президенте караются страшной казнью: Иман могут отрезать язык. Она молилась о том, чтобы помощь родственников не запоздала.
Май — смуглая женщина тридцати пяти лет с короткими темными волосами, красивыми раскосыми глазами и тонкими чертами лица, сказала, что ее преступление состояло в том, что она «привечала коммунистов», хотя, насколько было известно Майаде, ее сокамерница ни разу не видела ни одного коммуниста. Май долго сидела с ней, потому что боялась, что Майада забудет ее номер: 521-8429.
