– Одна Наташка, как всегда, довольна, – усмехнулась я, – не знаю, Ксюш… Я не жалею.
– Я тоже. Просто в какой-то день перестала верить в чудо. Продолжаю чисто машинально. Ну или потому, что деваться уже некуда.
– Машинально, – задумчиво протянула я, – с тех пор как я поняла, что тоже могу стать Барби, которых всегда ненавидела. Посмотреть, как и чем они живут. Примерить на себя чужую кожу. Мне кажется, с тех пор я тоже жила машинально, но…
Вдруг я заметила, что Ксения меня не слушает, пристально смотрит куда-то в сторону. Я проследила за ее взглядом и сначала не поняла ничего – Ксюша смотрела на парочку, скромно притулившуюся за угловым столиком и поедающую один десерт на двоих. Мужчина лет сорока с благородной проседью на висках в темном вельветовом костюме и молоденькая красотка с худенькими, как у богомола, конечностями, судя по всему модель. Таких парочек в Москве сотни – подиумные нимфы, как правило, выбирают в спутники именно таких респектабельных седовласых мужчин, на лбу которых словно написано: «Власть, секс, деньги».
– Почему ты так на них уставилась? – я прикоснулась к ее руке, возвращая Ксению к реальности. Рука была холодная как у покойницы.
– Да потому что это Даррен, – одними губами прошептала она, – Даррен… Я ведь его с тех пор даже не видела. Думала, он в Америке…
– Ну и ну! – присвистнула я. – А он ничего, симпатичный. Прости, это было неуместно.
– И ее я знаю, – Ксения была похожа на восставшую из гроба панночку, – ее зовут… да какая разница. Она в моем агентстве, на показах пересекались. Неужели… неужели они вместе?
– Может быть, просто деловой разговор? – малодушно предположила я.
У меня не было никаких сомнений в том, что степень близости Дарена и незнакомой красотки давно зашкалила за отметку «постель». Китайский десерт был лишь отвлекающим маневром – на самом деле они пожирали глазами друг друга.
– Вот она какая, моя замена, – усмехнулась Ксюша, – интересно, а с ней он собирается подписывать контракт? – и сама же себе ответила: – Конечно, собирается. Такой дальновидный тип, как Даррен, вряд ли связался бы с ней из обычного человеколюбия.
– А может, ну их? – взмолилась я, хотя в глубине души как никто понимала ее горечь, – Ксюш, попросим счет?
– Я должна к нему подойти, – решительно сжала губы она.
– Ты уверена, что тебе станет легче? – я по себе знала, что лучше уж не теребить болезненное прошлое.
В моей сумочке запиликал мобильный. Я сначала хотела не брать трубку, но на входящие звонки в моем телефоне установлена песня группы Ленинград «Мамба», и мне вовсе не хотелось омрачать матерными воплями безмятежную тишину ресторана.
Это была Наташка – и почему люди, которые не звонят по сто лет, имеют обыкновение проявляться в самые неподходящие моменты?
– Привет, – голос веселый, но какой-то усталый.
«Клинический перетрах» – мысленно поставила я диагноз.
– Наташ, как ты? Мы вот тут с Ксенией…
– Забросили меня совсем, – укоризненно сказала она. – Вы где?
Я назвала адрес.
– Ничего себе забросили. Сама не звонишь неделями, ссылаешься на дела. Ксюха вот вообще на тебя в обиде.
– Знаю, – вздохнула Наташка. – Слушай, Алис, а ведь я опять ложусь в клинику. В понедельник.
– Спятила? На этот раз зачем? Это превращается в манию.
– Может быть. Но так будет лучше, поверь. Я решила сделать блеферопластику. Подтянуть кожу на веках.
Я вдруг почувствовала себя усталой, как дрессированная белка, утомленная монотонным бегом по бессмысленному колесу. Черт, ну что у меня за жизнь? Почему я выбрала в подруги этих двух ненормальных? Одна сидит напротив с жуткими аппаратами на искалеченных ногах. Сама испортила себе жизнь, дура. Другая собирается подтягивать веки в двадцать семь лет. А что будет дальше – круговой лифтинг лица в тридцать? А в сорок Ната превратится в двойника Майкла Джексона и напишет книгу мемуаров «Как меня перекроили»?
– Наташ, можно я тебе перезвоню?
– Но я хотела посоветоваться, – возмутилась она, – у тебя что, нет на меня пяти минут? Мне трудно.
Ну да, знаю я это «трудно». Проблемы таких особ, как наша Наташа, прозрачны и бесхитростны, как комнатный аквариум. В магазине кончился любимый крем, по пьяни переспала с мужиком и не спросила его имени, решила перейти с оральных контрацептивов на внутриматочную спираль, надумала сделать блефаропластику и в очередной раз накачать губы какой-то инородной субстанцией…
А напротив меня сидела Ксения, мучимая сложной гаммой переживаний. Хроническая усталость, неудовлетворенность собой плюс жгучая, как молотый перец, ревность, плюс сомнение в собственном будущем. Ее мужчина сидел в нескольких метрах в обществе блистательной блондинки, он был настолько увлечен своей спутницей, что в сторону Ксюши даже не смотрел. А если бы и посмотрел, то вряд ли узнал бы ее, постаревшую, бледную, полную.
У Ксении было такое лицо, словно она мысленно перебирала способы самоубийства – хладнокровно и неторопливо, как платья на рождественской распродаже.
– Все, Наташ, я вешаю трубку. Созвонимся потом, – я нажала на «отбой» и, перегнувшись через стол, взяла Ксению за руку. – Пойдем отсюда, подруга. Ничего нового ты здесь не высмотришь. В конце концов, Даррен – твое прошлое. А тебя ждет совсем другая жизнь, надо только немного потерпеть.
И пусть я вовсе не была уверена в искренности своего оптимизма, Ксения благодарно улыбнулась и кивнула.
– Это правда. Я должна попробовать забыть. Я его даже никогда не любила. Попросим счет?
Расплатившись, мы поймали такси и отправились ко мне, по дороге зарулив в винный магазин за бутылочкой сухого красного. Примирительное спокойствие классического девичника – конфеты, вино, Бред Питт в телевизоре. О Наташке мы и думать забыли. Чего потом долго простить себе не могли, потому что…
* * *
Потому что в понедельничный полдень мой сон убежденной городской лентяйки, бездумно проматывающей накопленное, прервал телефонный звонок. Лаконично выругавшись, я нашарила под подушкой мобильный.
Незнакомый женский голос вежливо со мною поздоровался, назвав по имени. Спросонья я никак не могла взять в толк, с кем говорю.
– Алиса, это Ирма Геннадьевна, мы, кажется, пару раз встречались.
– Кто? – хрипло допытывалась я.
– Ирма Геннадьевна. Мама Наташи, – терпеливо повторила она.
– А… Да-да, я слушаю, – растерялась я.
Наташину мать мне доводилось видеть мельком – то была утрированная копия самой Наташи, живущая от визита к косметологу до распродажи в любимом бутике и не обремененная иными проблемами, кроме как куда надеть купленное в Париже платье haute couture.
– Тут такое дело, – замялась она, – Наташа, она… В общем, похороны в среду.
