Кто бы мог поверить, что у этих измученных жаждой и зноем людей, зажатых в горах прицельным огнем врага в тысячах километров от родины, еще могут появиться слезы радости на глазах? Пересохшие потрескавшиеся губы четырех десятков солдат растянулись и застыли в жалком подобии улыбки, больше похожей на вымученный оскал.
Скалистая гряда, за которой оказалась рота, находилась на северном склоне горы и образовывала небольшую площадку, надежно укрытую от обстрела с вершины камнями. Пока артиллерия обрабатывала высоту, рота получила короткую передышку.
Радист, опасаясь вставить слово, чтобы не нарваться на окрик командиров, осторожно тронул замполита за руку и кивнул на рацию. Белинский только сейчас заметил, что с брони шел непрерывный вызов.
— Командир, тебя…
Кузнецов затолкал магазин обратно в жилет и переполз к замполиту.
— Третий на приеме…
— Что с командиром?
— Командир на приеме…
Озеров с облегчением выдохнул. Из офицеров в третьей роте, кроме Кузнецова, оставался только замполит.
Озеров понимал, что командиры подразделений знают тактику, и не стал останавливаться на всех подробностях изменения плана операции. Передал только основное:
— Когда броня будет возвращаться — отходить вместе с ней по ущелью!
Кузнецов понял: этот приказ означал, что вершину им уже не занять. Что означает также, что Белограду своего «зёму» не достать.
— Принял…
— Белоград цел?
Кузнецов замялся. Такой интерес со стороны особиста к особе сержанта ничего хорошего не предвещал. Еще больше настораживало, что Озеров выдал фамилию в эфир открытым текстом. Кузнецов понял, что это могло быть вызвано не только недавним происшествием на дороге, но и какими-то сверхважными сведениями, которые особисты получили только что. И эти сведения никак не могли быть в пользу Белограда.
— Да, вроде, цел еще.
— Что значит, вроде? Он где?
— На высоте восемнадцать-двадцать, в прикрытии.
Озеров нашел на развернутой тут же карте означенную вершину. Судя по всему, Белограда отделяло от роты около восьмисот метров. Озеров понял, что, если его подозрения обоснованны, Белоград может вместо прикрытия заблокировать роту и потом, когда с ней будет покончено, уйти в горы. Причём Кузнецов даже ничего не поймет. Если он даже и сумеет определить, что огонь по роте ведут с той высоты, где он оставил Белограда, то решит, что его прикрытие порешили душманы.
— Ты видишь его?
— Пока еще не знаю.
Штабной офицер связи подсказал:
— Их только что на новую позицию загнали.
Озеров снова прильнул к микрофону:
— Проследи за его действиями. Не исключено, что сделаешь для себя открытие.
Кузнецов помрачнел еще больше: "Да что они там совсем очумели?" Не веря своим ушам, ротный переспросил:
— Какое еще открытие?
— Еще не знаю.
Кузнецов уже едва сдерживался:
— Да вы что там, белены объелись? Куда он денется? Или ты думаешь, я его там брошу?
Раздражительность старлея начинала уже драконить. Озеров для себя сделал вывод: "Скоро уже солдаты на голову сядут. Пора закручивать гайки…"
— Выполнять приказ! Сделай все, чтобы он вернулся к нам. Как принял?
Кузнецов окончательно взбесился:
— Ты сначала комбатом моим стань, приказчик! Протираешь там штаны… Побегал бы с нами: сопка наша, сопка ваша… Конец связи!..
Белинский поперхнулся от услышанного.
А Озеров только не почернел от ярости. Сидящий рядом связист, едва справляясь со смущением, осторожно положил наушники на стол и, пряча от особиста глаза, принялся «экстренно» наводить порядок в своих проводах.
Кузнецов прекрасно понимал, что обсуждать приказы особиста, а тем более собачиться с ним, бессмысленно и, мягко говоря, боевому офицеру не к лицу. Хотя Озеров и не являлся его непосредственным начальником, ясно, что его просьбы были равносильны приказам. Но последнее "вернулся к нам", вызвало в нем целую бурю эмоций. Он понял, что для себя особисты уже решили, что делать с сержантом. Он еще не мог связать вместе все события, но смутные подозрения уже начали его подтачивать.
Весь ход операции говорил о том, что душманы были готовы к приему шурави. «Географа» на дороге Белоград приволок. И шлепнул он. Неужели они решили из пацана козла отпущения сделать?" — подумал ротный. Все происходящее выглядело настолько нелепо, мелко и подленько, что он не смог сдержаться.
— Что, командир? — прокашлявшись, спросил Белинский.
Ротный поднял на замполита воспаленные глаза, вытер рукавом крупные капли пота со лба и устало произнес:
— Отходим по ущелью. Приказано: держать позицию, пока броня не пойдет назад.
Белинский понял, что командир не договаривает:
— А прикрытие наше?.. Зачем ему?
Кузнецов тяжело вздохнул.
— Они Белограда… Уже хотят…
— То есть?
— Приказал вернуть его в любом случае.
— А мы что, собрались его духам на съедение оставить? Или… Они что, решили, что Белоград на ту сторону собрался?
— Выходит, решили.
— Они чё, там вообще уже, что ли? Он же совсем пацан еще.
— А ты прикинь, замполит: что если Белоград уже понял, что до его «земы» мы никак уже не доберемся?.. Может уйти?
— Может и уйти…
— Не знаю, Ваня. Откуда им его знать? Я уже и сам не знаю, кто из нас пацан. Только и мы с тобой не намного старше. Не знаю, Ваня. Может, и решили.
На позиции противника со зловещим шелестом пролетела новая серия снарядов. Белинский проводил взглядом их невидимую траэкторию и вспомнил о прапорщике.
— Ты знаешь, командир, Ветлин на броню явился. Перед тем, как нас погнали, он на связь выходил.
— Ветлин?.. А он, каким ветром?..
— Попутным…
— Что еще? — Кузнецов приготовился к новым неприятностям.
— Он тоже просил Белограда поберечь.
— А ему-то он зачем?
— Не знаю. Подробностей он не рассказал. Но что-то, наверное, знает. И что-то важное. Иначе дождался бы нас в бригаде.
В том, что реабилитировать Белограда по возвращении будет сложно ротный не сомневался. "Но возможно — это уж точно", — подкрепил собственную уверенность Кузнецов. В тоже время действия Ветлина уже наталкивали на размышления. Ему-то Кузнецов доверял безоговорочно.
— Да что у них там происходит?…
— Не знаю. Но, мне кажется, в любом случае Белограда пора возвращать, пока ему дорожку не перекрыли.
