— Как же так… — Он сглотнул слюну. — Кто же это? Быть того не должно, курицу твою мать! Мы ж, как велит обычай, всех на жальник… мы ж тризну… без обиды упокойникам… Откель?
— Откель? — задумчиво переспросил Олег. — Думаю, что знаю. Пойдем-ка, мил человек, разговор есть. Пусть бабы продолжают. Людей, как положено, схоронить надо. А я уж пригляжу, чтобы спокойно лежали.
Кладбище, которое местные жители именовали жальником, отстояло от деревни примерно на полет стрелы. Располагалось оно под холмом, селение от него не просматривалось, и ведун, не опасаясь нежелательных глаз, стал внимательно обследовать погребения. Было заметно, что за ними приглядывали — сорную траву вырывали, у некоторых надгробий лежали остатки не расклеванной птицами пищи. Олег побродил среди обрамленных камнями могил. Земля везде казалась одинаково слежавшейся, местами сквозь нее проросли полевые цветы.
«Нет, так ничего не найдешь», — понял он. Остановившись, ведун прикрыл глаза, вызвал зрительный образ заговора на кошачий глаз, сконцентрировал его в ладонях и провел ими по лицу, словно умываясь.
Он увидел свежие могилы сразу, как только отнял руки от лица. Почва, сверху такая же, как и на других могилах, оказалась разрыхленной под слоем высохшей земли, словно была готова расступиться и пустить нечисть в мир живых. Середин запомнил расположение трех могил, огляделся. Темное пятно на склоне холма привлекло его внимание. Ведун поднялся к нему. Трава в этом месте была пожухлая, будто корни отделились от питающих подземных вод и трава постепенно умирала, высыхая под солнцем и ветром. Крест на руке запульсировал, забился пойманной птицей. Середин закусил губу. Казалось, из-под земли слышатся голоса давным-давно погребенных здесь чужестранцев. Шепот чудился в шелесте травы, в посвисте ветра. Он был угрожающий и молящий одновременно, словно лежавшие в древней могиле просили оставить их в покое, отпустить души, разрешить им покинуть опостылевшую землю и найти, наконец, потерянную дорогу к своим богам.
От деревни долетел низкий прерывистый гул — крестьянин колотил в деревянное било, собирая народ на сход. Олег снял заговор, спустился с холма и поспешил на площадь.
По пути он обогнал группу мужиков, бредущих с поля. Те шли неохотно: опять, мол, оторвали от работы. Невзор встретил Олега возле дома. Сам Крот, продолжая колотить в подвешенный на столбе обрубок дубового ствола с вырезанной сердцевиной, отмахивался от пристающих с вопросами баб.
— Ну, что? — спросил Невзор.
— Он должен быть здесь, — ответил Середин, — сейчас трогать не будем — забьют его мужики насмерть. Сначала сами поговорим — потом видно будет.
Крот отложил колотушку, взобрался на колоду, оглядел народ. Толпа молчала, ожидая его слов. Видно было, что разговоры уже всем надоели, и на сход пришли, скорее, по привычке: раз зовут — надо идти.
— Так что вот, мужики, — откашлявшись, начал староста, — не своей смертью померли наши соседи и родня…
Тишина упала на поселок, стало слышно, как поскрипывает под ветром колодезный журавель, мекнула дурным голосом коза и замолчала, будто тоже прислушиваясь к словам.
— Больше пока ничего говорить не стану, — продолжал Крот, — но вот человек, — он обернулся и указал на Середина, — ведун и знахарь. Опознал он беду, вошедшую в дома наши. Не мор то, и не другая болезнь, а злой умысел. Опознает ведун изверга, и заживем мы, как и раньше, покойно и мирно. А сегодня велит он, — крестьянин опять указал на Олега, — сидеть вечером и особливо ночью в домах, а двери и окна крепко запереть и носа даже на двор не казать. Слышали? А я, значит, ведуна угощать стану, потому как завтра ему тяжелый день, и сил набраться ему потребно. А ночевать он станет в доме Окоша, и мешать ему, сон перебивать, никому не велю!
Крот окинул толпу пытливым взглядом и спросил, обернувшись к Олегу:
— Ты чего сказать не хошь?
Середин взобрался на колоду, оглядел насупленные лица селян. Кто в легких шапках, кто с непокрытой головой; бабы, в основном, в платках. Смотрели на него угрюмо — хорошего не ждали.
— Скотину тоже в хлевах прикройте покрепче, — сказал Середин, продолжая вглядываться в лица, — ежели кто стучать ночью станет — пусть хоть кем назовется: сват, брат, отец родной, — никого на порог не пускать, коли жить хотите. Лучины держите наготове…
Он продолжал говорить, лихорадочно обшаривая море голов, вглядываясь в настороженные глаза. Одинаковые лица; кто постарше, кто помоложе; все загорелые, волосы русые, выгоревшие. А Ингольф высок ростом, светловолос, глаза у него голубые, холодные. Нет таких… Неужели ошибся?
— …топоры под рукой держите. Обереги, у кого есть: нож костяной — воткнуть в сенях, у кого череп волчий или медвежий — положить перед дверью. Бузину на окнах развесьте.
Середин слез с колоды, встретил вопрошающий взгляд дружинника, пожал плечами.
— Крот, все здесь собрались?
— Все, как есть все.
— Ладно, распускай народ. Не нашел я его, Невзор. Будем ждать.
— Чего ждать-то?
— Придет он к нам. Не захочет разоблачения. Сам придет и постарается опередить.
— На живца, стало быть, брать будем, — задумчиво сказал Невзор, — ну, что ж, пусть приходит.
Солнце садилось, в избах топили печи, закрывали калитки, подпирали колами двери в хлева, загоняли ягнят и птицу в клети. Небо почти очистилось от облаков; последние, горящие розовым, уходили, растворялись на западе, провожая солнце. Два старших сына старосты загнали в хлев свиней с заднего двора и теперь забивали в землю колья, припирая дверь. Из дома слышались голоса — хозяйка и дочери собирали не стол. Малышню уложили за печью, завесили окна ветками бузины с налитыми красными гроздьями. В сенях крестьянин споткнулся о волчий череп.
— Тьфу ты, нечисть. Мать, ты чего тут разложила?
— Так ведун велел, сама слышала.
— Он здесь пока, вот уйдет — все и приготовишь.
— Пусть лежит, ногу тебе поднять лень?
— Эх, — вздохнул Крот, — бабу не переспоришь.
Олег предупредил мужика, чтобы все было, как на большом празднике: если кто зайдет — пусть видят, что ведун набирается сил, угощается от души и отказа ни в чем не встречает.
На столе дымился поросенок только из печи, румянились пироги, стоял квас в кувшинах, мед и брага — в корчагах; по мискам разложили соленые и жареные грибы, парил котелок каши с топленым маслом.
Крот крякнул, увидав такое изобилие, но, покосившись на Олега, промолчал.
— Ничего, хозяин, — успокоил его Середин, — все сторицей вернется. С мужиков соберешь, если что лишнее съедим.
— Да я не к тому, — Крот неловко махнул рукой, — чего уж там, может, в последний раз гуляю. Ежели что, сам на упыря с вилами пойду. Кому, как не мне? Меня ведь на такую нужду посадник Черниговский сюда и поставил. Не последний в его дружине был. А топором махать не разучился, и броня есть, поискать только, гдей-то за печью лежит.
