Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
— Так, шатался туда-сюда.
— И все?
— Однажды поднялся по Меконгу на патрульном катере. А еще ходил с Первой дивизией в Камбоджу.
Смитти с неопределенной улыбкой посмотрел на него с земли:
— Убил кого-нибудь?
— Я не был солдатом. Не имел оружия.
— А я бы вооружился, — сказал Смитти. — Всем, чем только можно.
— Большинство на передовой стреляло по шевелящейся листве или по проблескам света. Прямых столкновений было не так уж много.
Он повернулся к Данскину и увидел на лице того ненависть, которая удивила и напугала его больше, чем пистолет.
— Ты ведь осуждаешь эту дерьмовую войну, так? — В глазах Данскина полыхнула глухая неудержимая ярость, и Конверс быстро отвел взгляд. — Ты ведь против насилия и убийства. Ты — выше этого.
— Я всегда… — начал было Конверс. — Да, — сказал он, — я против. Но чтобы быть выше — не знаю.
— Ты презираешь это, так?
Конверс посмотрел в безумные глаза Данскина и почувствовал гнев. Это было незнакомое ощущение.
— Я видел, как люди убивают, — ответил он. — Это не самое страшное. Змея тоже убивает. И комары или несколько тысяч муравьев.
— Ты молодец, Конверс, — хмыкнул Данскин. — Привозишь людям вьетнамский героин, потом учишь их жизни. Чтобы не сделали чего не так, не расстраивали тебя. — Он нежно взял Конверса за воротник и мягко сказал: — Хватит мне тут лажу гнать. Ты — мелкий мстительный жулик, по лицу вижу. Но ты еще и трус. Вот и вся недолга.
— Может быть, — сказал Конверс.
— Может быть? Ха! Слушай, приятель, думаешь, я не знаю, что ты за ублюдок? Думаешь, не знаю твоих фантазий — кто-то проехал и обрызгал тебя, и ты мечтаешь, как убьешь его? Изображаешь каратиста, когда один в квартире, смел на язык, стоя перед зеркалом. Тебя вечно унижают, и ты ненавидишь каждую минуту такой поганой жизни и хотел бы поиметь полстраны, но вынужден глотать унижение, потому что у тебя нет мужества и воли. Я не знаю? Ха, Конверс! Держишь меня за дурака?
— Нет, — ответил Конверс.
— Думаешь, я больной?
— Нет.
— Тогда что ты обо мне думаешь?
— Эй, приятель, — сказал Смитти. — Не заводись.
— Я могу забить тебя до смерти, ты вообще в курсе?
Смитти встал с земли и отряхнулся.
— В курсе он, в курсе. Чего ты пытаешься доказать?
— Он считает нас ниже себя, — ответил Данскин. — А всего-то барыжит герычем, и то паршиво.
Он отошел от Конверса, кусая губы, и полез по откосу к дороге.
— Поехали. Сегодня ночью будем на месте.
Смитти с извиняющейся улыбкой сказал Конверсу:
— Не спорь с ним. Пусть поорет, выпустит пар.
Бурые склоны постепенно растворялись в надвигающейся темноте, выступили звезды.
Данскин посмотрел в обе стороны темной дороги и сел за руль.
— Садись рядом, — скомандовал он Конверсу.
Смитти забрался на заднее сиденье и захлопнул дверцу.
— Думаешь, хорошая мысль — ехать ночью? — спросил он Данскина. — Тут можно на дорожный патруль нарваться.
Данскин включил дальний свет и выехал на дорогу.
— У них других забот полно. Наших номеров у них в ориентировке нет, так что нас они не тронут.
— Антейлу следовало бы предупредить их.
— Если остановят и вытащат из машины, — сказал Данскин, — не сопротивляться и не выступать. Антейл потом все утрясет… Тебя это тоже касается, — повернулся он к Конверсу.
Поворот за поворотом дорога шла вниз в сплошной темноте. В горах было много оленей, и несколько раз Данскину приходилось останавливать машину и выключать дальний свет, пережидая, когда те перейдут дорогу. Смитти уснул на заднем сиденье.
Конверс тоже задремал, когда почувствовал, что Данскин толкает его под локоть.
— Расскажи чего-нибудь, — велел Данскин.
— Зачем?
— Затем, что я засыпаю. Расскажи чего-нибудь, чтобы я разозлился.
Конверс секунду смотрел на него, потом откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.
— Конверс!
— Да?
— Меня девять лет продержали в дурдоме, знаешь об этом? За насильственное действие.
— Может, не стоит вспоминать об этом? — предложил Конверс.
— Не хочешь послушать?
После некоторого колебания Конверс ответил, что не хочет. Сказав это, он тревожно скосил глаза на Данскина. Он смутно видел его лицо, освещаемое только приборной панелью, и ему показалось, что Данскин улыбается, хотя не был в этом уверен. Конверса пробрала дрожь.
— Ты меня уже поразил, — сказал он Данскину. — Прибереги свою историю для кого другого.
— Тебя когда-нибудь сажали за решетку, Конверс?
— Никогда.
— Тогда ты еще целка. Жизни не видал.
— Да нет, видал, — ответил Конверс.
— С шестидесятого по шестьдесят девятый я просидел за решеткой.
— Много чего пропустил.
— Думаешь? — Данскин презрительно фыркнул. — Ничего я не пропустил. Все, что было снаружи, парень, происходило и внутри. Иногда даже начиналось там, а уж потом перекидывалось на улицы.
— В это я могу поверить.
— Когда я попал туда, Конверс, меня сунули в карцер. Там уже сидел парень — он сожрал все, что было при нем. Даже матрас. Руку твою мог сожрать.
Конверс понимающе кивнул.
— Там я научился быть послушным. Меня таскали к психиатру, который старался взбесить меня, и тогда его громилы били меня башкой о стену. Я улыбался… В конце концов меня перевели в общую палату. Там было хорошо. Медсестры, разные наркотики. Я прошел через все, Конверс, — ничего не пропустил, как ты думаешь. Там были придурки, выступавшие за гражданские права. Был парень, который поселился в гостинице в Мобиле, питался одними маисовыми лепешками и пытался передать энергию своей любви всей Алабаме. Был среди нас поэт-битник, который разукрасил свой твидовый спортивный пиджак кусочками салями. Был и настоящий мистер Чистюля[84]— он собирался подать в суд на «Проктер энд Гэмбл». Еще один парень называл себя Фредом Уорингом[85]. Другой как-то взял обрез и пристрелил четырех секретарш в колледже Адельфи. Не посиди я в психушке, нам с тобой и говорить было бы не о чем, а так другое дело — там те же наркомания и политика, что и на воле. Но, приятель, меня не хотели выпускать. Я уж и не надеялся выйти на волю. Дело-то было громкое.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
