— Не так красив, как ты или я. Но ведь краше нас с тобой вообще никого нет. Описать его в точности я не могу: видела его мельком, да и то сквозь ресницы. Думаю, во времена рыцарей он носил бы черные латы. Такие, как он, всегда побеждают на рыцарских турнирах, потому что не привыкли проигрывать. В нем есть что–то особенное. Дар или что–то еще…
— Какая ерунда! Смерть не добавила тебе ума. Избавь меня от своих дурацких фантазий. Скажи лучше, откуда ты знаешь про его Дар?
— Я не знаю, я чувствую.
— Ты уверена?
— Нет. Как я могу быть уверена, если почти ничего не видела? Пошевели мозгами…
— Все, мне надоело, — прошипела я. — Так и хочется проткнуть твою гнилую башку палкой и вытащить наружу заплесневевший ил, который у тебя вместо мозгов.
— Я мертва. Ты не сможешь мне навредить.
— Я могу тебя изуродовать. Ты этого хочешь?
— Уродуй. Но знай — Моркадис выросла. Она могущественная колдунья. Я видела ее лицо — от него веет холодом, как от луны. Ее глаза полны решимости. Она найдет способ одолеть тебя. Вражда с тобой — это не только ее проклятье, но и твое.
— Замолчи! Ей никогда не победить меня! — Я вцепилась в ее волосы с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
— Никогда не говори никогда. Предания ничему не научили тебя? А как же двери, ключи от которых утеряны, невыполнимые задания, битвы, выиграть которые невозможно? Ведь находился герой, который справлялся со всем этим и добивался победы! Твоя судьба в ее руках, Моргас, я видела это так ясно, будто твой смертный приговор был написан на ее лице. Ты веришь в предания, моя названая сестра, мой друг? Ты…
— Иди к черту! — Я не дала ей закончить и со всех сил ударила голову об стену. — Заткнись!
Возможно, она именно этого и хотела.
Теперь она не могла ответить, а у меня не было возможности возродить ее к жизни. Сисселоур была единственным человеком, коротавшим со мной столетия под Вечным Древом. Но Моркадис убила ее, и теперь она ушла навсегда. Моркадис, опять Моркадис! Это уже слишком! Впрочем, я никогда не скучала по Сисселоур. Лишь однажды между нами вспыхнула любовь, но это было очень и очень давно, в самом начале нашего изгнания. Я не буду тосковать по ней.
Негемет смотрела на все это с поистине кошачьей невозмутимостью. Что скрывается за ее безразличным видом? Наверное, я никогда этого не узнаю.
Я должна вернуть Морган, прошептала я себе. Нам столько нужно друг другу рассказать, стольким поделиться. Мне казалось, что вместе с ней я смогу найти ответ на решающий вопрос — вопрос, который до сих пор не осмеливалась себе задать. Я и забыла, что она тоже всего лишь плод.
Войдя в гостиную, я увидела, что там следов разрушения нет, хотя я чувствовала, что они и тут побывали. Я не стала задумываться над тем, что за мужчина был с Моркадис. Скорее всего, водитель или охранник, а может быть, ухажер, которого она приворожила. Сисселоур вбила себе в голову, что он обладает Даром, но, скорее всего, это не так. Нет, этот незнакомец меня не волновал! К тому же у меня и без него было слишком много поводов для беспокойства. Я шла по следам Моркадис. Они вели на чердак, в темницу моего узника, которого я не навещала уже несколько недель. Дойдя до двери, я остановилась как вкопанная — зловоние, сочившееся из темницы, было ужасным. Как я и ожидала, магический заслон был в порядке. Ни у кого не хватило бы мощи нарушить мое заклятие. И все–таки она была там вместе с Морган, она стояла у дверей, вглядываясь в непроницаемый мрак, и видела, как низко пало то существо, которое она когда–то использовала, а потом предала. Кажется, она называла его союзником. Не уважай, не благодари без надобности — вот чему я учила ее. Я никогда не считала своего узника человеком, но сейчас язык не повернулся бы назвать его животным. Скрючившись, он сидел под окном и пристально глядел на небо. Можно подумать, он способен тосковать по небу! Ночь была черна и безлунна, но в его каморке мрак был еще гуще, чем снаружи. Грязные патлы волос падали на его лицо, он сидел, обхватив себя руками за плечи, и сосредоточенно молчал. Уродливые кривые ноги обвивал хвост. Прикрытые веки, напоминавшие шляпки грибов, даже не дрогнули, когда я вошла.
— Тут была Моркадис, — сказала я. — Твоя крошка–ведьма. Она была рада тебя видеть?
Он безмолвствовал.
— Я задала тебе вопрос! Отвечай, не то я снова нашлю на тебя кошмары. Она была рада тебя видеть?
— Она не сказала, — выдавил он из себя.
— А что же она сказала?
— Она лишь поздоровалась и попрощалась. Что еще она могла сказать? Она пыталась освободить меня…
— И потерпела неудачу! — закончила я радостно. — Она же неудачница. Надейся на Моркадис, если хочешь, но это лишь продлит твое страдание. Отчаяние особенно ужасно, когда следует за вспышкой надежды.
— Я запомню это.
— Лишь я могу освободить тебя!
— Ты или твоя смерть.
— Моя смерть! Ха–ха! Я разбила заклинания твоей ведьмочки, как скорлупки, а вот она с моими ничего не смогла сделать. Ей до меня не добраться. Я самая великая колдунья из ныне существующих, в моих венах течет сок Вечного Древа, и Река, возродившая меня из пепла, наделила меня бессмертием. Меня невозможно убить! Нет такой силы в мире, которая способна лишить меня жизни, запомни!
— Тогда почему ты боишься? — спросил он.
Я бы с удовольствием изжарила его скудный мозг одним своим взглядом, но магический заслон был настолько мощным, что даже мне потребовалось бы некоторое время, чтобы пробиться сквозь него. И в конце концов, он был прав.
— Когда у меня появится свободное время, — сказала я, — я с удовольствием займусь твоим воспитанием. Действовать я буду жестко. Надеюсь, в тебе еще осталось что–нибудь поддающееся влиянию.
— Осталось… но немного. — Он криво усмехнулся, обнажив неровные зубы.
Даже в темноте на них были заметны пятна ржавчины. Видимо, он пытался перегрызть свои цепи или доски в полу. Это не помогло бы ему. Мои чары надежно удерживали его на чердаке.
— Вот и хорошо, — сказала я и повернулась, чтобы уйти.
— У нее есть одна вещица, которая принадлежит тебе, — » сообщил он.
— Я знаю. Ты видел ее?
— Я видел мешок. В нем находилась голова, не так ли? И ей, видимо, заткнули рот, а то она слишком много говорила.
Мои нервы напряглись до предела.
— Не волнуйся, Кэйлибан. Я верну голову. И Моркадис еще пожалеет о том, что обокрала меня. Правда, жалеть ей придется недолго.
Позже я задумалась, почему он сообщил мне об этом. Мог ведь и не говорить. Наверное, таким образом он пытался задобрить меня и избежать сурового наказания. Но он скорее охрипнет от просьб и сгниет в своей темнице, чем я хоть на йоту облегчу его страдания!
Я оставила его и спустилась в гостиную. У меня было слишком мало времени, чтобы чертить магический круг, но вопросы, не дававшие мне покоя, требовали немедленных ответов. Провидица не сможет соврать, но правда, которую я услышу, скорее всего, окажется загадочной, и над ее смыслом придется поломать голову. Провидицы знают больше, чем другие люди, но и они не могут заглянуть в будущее. А видеть, что происходит в настоящем, — это не фокус. Это может любой, у кого есть хоть немного мудрости. Я погрузила руки в овальное зеркало, бормоча слова заклинания. Это зеркало, древнее и наделенное мудростью, можно использовать по–разному. Оно способно быть всевидящим оком, показывающим, что происходит в другом месте, а также открывать проходы между реальностью и видениями. От такого зеркала требовала похвал и восхищения мачеха Белоснежки. Временами в этом старом мудром зеркале отражалось мое лицо, такое, каким оно было до чудесного перерождения: бледное и вздувшееся, с губами, похожими на слизняков, с зияющими ямами ноздрей. Внешность изменить нетрудно, лишь глаза остаются прежними и не меняются с течением столетий. Я шептала заклинание, и мое отражение таяло, затягивалось дымкой. Постепенно в зеркале появлялось другое лицо, темное и грубое, закутанное в алую вуаль. Леопана Птая, Черная Леопана! Рука откинула вуаль и вставила в глазницу Магическое Око.
