Центральный коридор загадочного бункера тонул во мраке.
Егор порывался идти вперед, но Дарлинг мягко придержала его за руку.
— Надо поговорить. Отдай «ИПК» Апостолу. Он справится.
Аскет спорить не стал. Когда фигуры адептов Ордена исчезли во мраке подземелья, он обернулся.
— Ты сильно изменился, Баграмов. — Она прислонилась к стене, неотрывно глядя ему в глаза. — Выжил. Но дорого заплатил…
— Цена уже не имеет значения. Прошлого не вернешь.
Прошлое.
Слово как будто повисло в душном сумраке подземелья, наэлектризовывая воздух.
— Ты ждешь объяснений по поводу голографической татуировки?
Дарлинг кивнула.
— Извини. У меня нет ответа. Все только усложнилось.
Титановая Лоза нахмурилась. Она сдерживала эмоции, все еще машинально контролировала себя, хотя внутри что-то оборвалось звенящей ноткой безнадежности.
— Егор, ты стал сталкером. Внешний Мир для тебя погиб. Больше нет обязательств, государственных тайн и секретов, которые ты обязан хранить. Ты хоть немного представляешь, каково это — жить без прошлого?
— Ты неправильно меня поняла. Я ответил честно. НЕ ЗНАЮ! — Баграмов машинально коснулся своего плеча. — Это не память о прошлом, не знак элитной принадлежности, не юношеская дурь. Это клеймо! — резко добавил он. — Последний раз я проходил медицинский осмотр за сутки до Катастрофы пятьдесят первого. Унифицированный медицинский сканер не пропустил бы голограмму на моем плече. Ее там не было!
Немногие из сталкеров видели выражение растерянности на лице Титановой Лозы.
— То есть? — Она похолодела.
— Клеймо было нанесено не в нашем мире, — ответил Баграмов на не высказанный вслух вопрос. Он за последние часы перебрал множество вариантов, отбросив почти все из них, как беспочвенные и нелепые. За исключением одного. — Я не знаю, что означают эти буквы, не помню, где и когда они были выжжены на моем плече, — глухо продолжил он. — Но понимаю, что это могло произойти только в период моего пребывания в одном из пространств Узла. И сегодня Апостол нашел прямое тому доказательство: необычные сталтехи, с которыми сцепился технос Пустоши, несут точно такое же клеймение на деталях эндоостовов…
Дарлинг побледнела.
— Но я… Я никогда не была в пространствах Узла! — воскликнула она.
— Извини, мне твоя часть истории неизвестна. — Аскет пристально взглянул на нее. — Откуда ты пришла в Пятизонье? Как ты оказалась тут?
— Апостол тебе ничего не сказал?
— Нет.
— Меня нашли в разрушенных бункерах Академгородка. Спустя пару месяцев после Катастрофы. Когда командор Хантер и будущие Приоры Ордена бежали из тюремного блока Ковчега.
— И ты ничего не помнишь? Как и кто тебя имплантировал, кем ты была до Катастрофы?
— Меня нашли в одной из разрушенных лабораторий, принадлежавших военному ведомству, — повторила Дарлинг, чувствуя, как глухо и неровно бьется сердце. — Я находилась в камере низкотемпературного сна. Мы считали, что утрата воспоминаний о прошлом — следствие эксперимента или некорректной работы криогенного модуля после Катастрофы.
— Ты знала о татуировке?
— Я не обращала на нее внимания. Пока Приор Глеб не обнаружил точно такую же на твоем плече, во время имплантации. Она ведь видна только под лучом лазера!
— Никогда не слышал об экспериментах в области крионики!
— И мы, исследуя архивы военного ведомства, тоже ничего не нашли. Ни расшифровки аббревиатуры, ни упоминаний о создании рабочих образцов криогенных камер. Но я не была заражена скоргами. Меня имплантировали в Ордене, и делалось это сознательно!
— Я тоже был «чист», когда вернулся в наше пространство. Ты ведь сама прекрасно помнишь.
Дарлинг еще больше побледнела. Она с невероятным трудом сдерживала противоречивые эмоции.
— Получается, что и я побывала там?
Баграмов заставил себя кивнуть.
— Это единственное объяснение. Где-то существует мир, откуда в наше пространство вторглись человекоподобные сталтехи. Я своими глазами видел, как их выбрасывало в зоне тамбура, группами. И не в результате спорадической пульсации, заметь! Они выходили в ореоле зеленоватого свечения, двигались уверенно, сразу же вступая в бой с техносом.
— Ну и что? Они — машины! Поэтому и двигаются уверенно, не теряют времени на раздумья!
— У них есть маркеры Земли! — резко возразил Егор. — Они явились сюда намеренно и четко знали, что их ждет в нашем мире!
— Маркеры Земли?! — в замешательстве переспросила Титановая Лоза.
Егор кивнул в ответ, давая себе пару секунд, чтобы обуздать внезапно вспыхнувшие эмоции.
— Апостол изложил мне популярную теорию Узла, разработанную исследователями Ордена. Я скептически воспринял его утверждения о пространственных червоточинах, связывающих Пятизонье с иными мирами, но, видимо, поторопился с выводами. Сегодня выдался крайне напряженный и насыщенный информацией день. — Теперь, взяв себя в руки, Баграмов говорил как-то слишком спокойно, словно змеиный клубок противоречий таял в его сознании, а разрозненные, не находившие объяснения, кажущиеся надуманными факты внезапно превращались в звенья одной цепи, упорядочивались, отыскав свое законное место в системе причин и следствий. — Сегодня мы встретили некоего майора Сафронова. Я знал его еще до Катастрофы пятьдесят первого. Он работал в Новосибирском Академгородке, в секретных лабораториях военно-космических сил.
— Чем он занимался? — Дарлинг, потрясенная и разочарованная, совершенно сбитая с толку известием о сталтехах из другого мира, клейменных таким же, как у нее и Егора, знаком, слушала невнимательно, не понимая, при чем тут какой-то бывший майор Сафронов?!
— Создавал агломерации самодостаточных микромашин. Комплексы нанороботов, ориентированных на техническую поддержку колониальной техники при перспективном освоении Марса.
— И что?
— Сафронову удалось выделить из н-капсул фрагменты наномашинных комплексов, созданных его группой. Он утверждает, что скорги — это продукт земной цивилизации. Они — элементы прогрессивной техносферы будущего, вырванные первой пульсацией из разрушенных хранилищ Академзоны!
Дарлинг невольно вздрогнула, осознав серьезность информации.
— Где он сейчас?
— Сафронов? Мы успели отправить его и двух молодых сталкеров в Цитадель. Он в безопасности, надеюсь.
— И ты ему поверил?
— Сафронов привел убедительные доказательства. Апостол вел запись нашего разговора, ты сможешь просмотреть ее.
— Егор, я не понимаю! Мы говорили о нас… о наших голографических клеймах, при чем тут проблема возникновения скоргов?
