– Но она ведь тоже вышла, так? – спросила Кэтлин. Мэри сказала что-то на индейском, и Гейбриел кивнул.
– Понадобятся бинты и веревки, чтобы привязать его к столу, – сказал он Кэтлин и поспешил из кухни.
Мэри сняла с печи чайник с горячей водой и налила в тазик. Урика положила два ножа в миску, не рискуя поднимать глаза на Кэтлин, и забормотала что-то распевно по-индейски.
Мэри подала знак Кэтлин, чтобы та наполнила жестяную чашку горячей водой. Она растерла пригоршню соли, смешав ее с водой, в жидкую кашицу, затем пропитала чистую тряпицу соляным раствором и тщательно протерла сквозные пулевые ранения на бедре и в боку Шейна. Обрабатывая страшные раны, она причитала в унисон с Урикой.
Кэтлин не понимала ни слова в этой странной молитве, но ритм женских голосов заполнил комнату, вливаясь в разум и сердце, облегчая страдание.
Шейн стонал и время от времени мотал головой, пока Мэри работала над его ранами, но так и не открыл глаза. Потратив еще две чашки раствора, женщины повторили процедуру несколько раз. Затем Мэри сказала что-то непонятное Урике, и та принесла горшочек с медом, поставив его на стол.
– Мед? – недоверчиво переспросила Кэтлин. Мэри кивнула.
– Сегодня брать мед. Другой день, если Макенна жить, использовать... – Мэри нетерпеливо вздохнула, подбирая слова, – паутина. Делать сильный лекарство.
– Мед и паутина... – пробормотала Кэтлин, ничего не понимая. Оставалось лишь молиться Господу. Но она не стала протестовать. Каким бы лекарем ни была Мэри, это в любом случае много больше ее собственных познаний в медицине.
Вернулся Гейбриел с веревками и чистыми бинтами. Он стал привязывать Шейна к столу. Затем Мэри взяла самый острый нож и подержала его над углями в печи, пока сталь не покраснела. Она вернулась к столу и посмотрела на Кэтлин.
– Мэри открыть рану. Миссис жена тащить пуля, – сказала она голосом, не терпящим возражений.
– Я? – У Кэтлин задрожали пальцы.
– Твои пальцы тонкий, – объяснила ей Мэри, – ты тащить.
Каким-то чудом она не упала в обморок во время этой кровавой процедуры. Они вытащили свинцовую, слегка деформированную пулю из плеча Шейна. Не потеряла она сознание и после того, как Гейбриел прижег рану Шейна, из которой обильно потекла кровь, раскаленным ножом, чтобы он не умер от потери крови.
И только когда раны Шейна были обработаны и перевязаны, она позволила себе выбежать из дома. Ее вырвало, и она едва держалась на ногах. Перед глазами все плыло.
Когда она вернулась на кухню, Урика приготовила ей горячую воду, чтобы вымыть руки, и подала чистое полотенце. Мэри протянула ей чашку крепчайшего чая.
– Сильная женщина, – сказала старая индианка. – Из тебя получаться настоящая индейская жена.
Кэтлин отхлебнула обжигающе горячего чая и почти рухнула в кресло-качалку рядом с лежащим на столе Шейном. Теперь оставалось только молиться и ждать.
Она не знала, сколько времени минуло. Вокруг плясали тени от трепещущего пламени лампы. В печи потрескивали дрова. В комнате стоял тяжелый дурманящий запах паленого дерева, дикой вишни и табака.
Кэтлин клонило в сон. Но она не хотела впадать в дрему. За Шейном надо присматривать. Она не сдастся на волю своих слабостей. Она будет сильной. Она сможет. Вот только веки почему-то наливаются свинцом. И сознание путается, все глубже погружаясь в лабиринты сна.
Мэри мяла шею Кэтлин своими сильными руками.
– Спать, – сказала она, массируя онемевшие мышцы, – Мэри дежурить.
– Нет, я сама. – Но глаза ее слипались все сильнее. Усилием воли она еще какое-то время пыталась противиться сну, но в конце концов сдалась.
Когда Кэтлин проснулась, был уже полдень. Шейн весь горел и был в полубессознательном состоянии. Потребовалось еще два дня, чтобы он пришел в себя. Мэри тогда пробормотала, что он будет жить.
– Скакать не скоро, – сказала индианка. – Но Макенна жить. Сильный, как воин.
– Что-то я... не чувствую себя... как воин, – прошептал Шейн слабым сиплым голосом и дотронулся до руки Кэтлин. – , скорее, чувствую себя... как дурак. Я... я тебя подвел. Я... позволил себя подстрелить.
– Я все равно люблю тебя, – прошептала Кэтлин ему на ухо. – Ты хоть представляешь, как много ты для меня значишь?
– Нет. – Он слабо улыбнулся. – Но очень хочу, чтобы ты мне об этом рассказала.
Кэтлин пообещала, что непременно так и сделает. Но она понимала, что Шейн скоро не поправится. От таких ран люди обычно вообще не живут. Так что на ноги Шейн встанет не скоро. Он не то что с кровати встать не мог, он даже ложку ко рту поднести был не в состоянии без посторонней помощи. Все, что он мог, это пить из рук Кэтлин или Мэри ужасно горькую настойку из каких-то кореньев. Мэри наливала ему эту бурую маслянистую жидкость каждые четыре часа.
Уродливый ожог на плече Шейна заживал очень медленно, и эту отметину ему придется носить до самой могилы. Но Кэтлин понимала, что иначе рана могла загнить и Шейн умер бы от заражения.
– Позови мне Гейбриела, – прошептал Шейн. Когда индеец пришел, Шейн с болью в голосе велел ему разогнать скот по пастбищам.
– В этом году мы никуда не поедем, – сказал он. Кэтлин отвела взгляд. Если они не продадут скот в Форт-Индепенденс, им не на что будет жить в следующем году. И не из чего будет заплатить налог.
Она вышла из спальни и подождала Гейбриела снаружи.
– Ты можешь хотя бы нескольких лошадей отогнать в Индепенденс вместе с Джастисом? – спросила она его.
Он покачал головой.
– Мы можем отогнать часть скота, но, когда мы прибудем в Индепенденс, мы не сможем ничего продать.
– Гейбриела вешать за кража скота, – сказала Мэри.
– Это верно, – подтвердил Гейбриел. – Ты же знаешь, я руку готов дать на отсечение за Джастиса или Макенну, да только лицом я не вышел лошадьми торговать. Индеец, оказавшийся на торгах со скотом из Килронана, долго не протянет.
Мэри махнула рукой.
– Никакой лошадь в Индепенденс не ходить. Я не позволять моих Гейбриел и Джастис вешать.
Кэтлин тяжело вздохнула.
– А что, если они пойдут не одни? – сказала она, вскинув голову. – Белая женщина может продавать скот?
Гейбриел посмотрел на нее с надеждой:
– Ты?
Кэтлин кивнула.
– Шейн сказал, что я уже неплохо держусь в седле. Мы сумеем, Гейбриел. Я уверена в этом. Ты, я и Джастис. Мы пригоним наш скот в Форт-Индепенденс и сделаем это раньше остальных.
– Ты хоть понимаешь, во что ты впутываешься? – спросил Гейбриел.
– Макенна это не нравиться наверняка, – сказала Мэри.
– А Макенна ничего не узнает. А потом будет уже поздно нас останавливать, – ответила ей Кэтлин.
