Москва встретила еще не растаявшим снегом, вольным воздухом и многообещающим мартовским солнцем.
— Работать или учиться? — спросил замвоенкома, вручая орден.
— С такой ногой никуда не возьмут…
— Ну, герою мы поможем. Позвоним, если надо.
— Я учиться пойду — в институте восстанавливаться буду.
— Мы и в ректорат можем позвонить — там тоже военная кафедра имеется, — сказал замвоенкома.
— Не надо, я сам, — пробасил Митроха, приоткрыв коробочку и глядя на красную звезду с серебряным на ней пехотинцем.
Он сдуру сперва в институт, в деканат, прямо в камуфляже да с медалью заявился, причем на протезе и с палочкой. Разжалобить, что ли, декана хотел?
Однако в деканате ему нахамили. Сказали, что это не сорок пятый, когда модно было в вузы в армейской спецовке приходить. Так и сказали — в спецовке.
Да еще и прибавили — мол, что, на цивильный костюм денег министр обороны не дал? Но нервы у Митрохи крепкими оказались…
А потом он запил.
— Олька! Олька, сука! Чтоб ты там сдохла, в своей Швеции, с этим своим слизняком! Олька, сука! Сука, сука!
Он ходил в церковь и молился:
«Господи, Иисусе Христе, ради Пречистый твоея Матери и Всех Святых — покарай ее! Потому как Ты говорил, Мне отмщение — и Аз воздам!»
Появились какие-то дружки из новых… Дружки огрызались на мамино ворчанье и бегали в «шестой» — тот, что на углу, — за портвейном.
— Сука, сука, Олька. Чтоб ты сдохла там, в своей Швеции!
А дружки поддакивали:
— Сука она, Олька твоя, это точно!
— Сука, сука она! — твердил уже месяц не брившийся Митроха.
— Сука, сука она, Олька твоя, — поддакивали дружки, подливая «семьдесят второго», якобы ереванского разлива.
Как и когда он двинул одного из дружков по голове, Митроха даже и не помнил.
Уголовное дело замял замвоенкома. Он лично приехал за Митрохой в изолятор и отвез потом его домой на военкоматском уазике.
— Ты дурак! Ты дурак, сержант! Ты же в тюрягу на нары шел, как патрон в патронник! И хорошо еще, прокурор из понимающих! А то бы и орден твой — только годочка на два бы тебе срок скостил — не более того! Дурак ты!
— Спасибо, тебе, батя, — сказал Митроха, кладя ладонь на под полковничий погон.
— Эх, ты! Дурак! Больше вытаскивать тебя не буду, идиота. Иди учиться и не позорь спецназ!
А дома ждал сюрприз… И не сюрприз, а чудо какое-то. Юля Шилова. Медсестричка родная.
— Мне Вера Вадимовна позвонила, что тебя в тюрьму посадили. Я вот и приехала…
Эпилог
…Все, что было обманом, изменою,
Что лежало на мне, словно цепь, —
Все исчезло из памяти — с пеною
Горных рек, вытекающих в степь.
Я.П.Полонский
Пора было ехать. Оказия уже собиралась на станичной площади. Второй раз за мной прибегал посыльный от сердитого и неразговорчивого сотника. А мне хотелось дождаться хозяина. Расспросить его о мелких деталях той давнишней истории, о тех простых человеческих подробностях, которые и составляют настоящую счастливую жизнь, без погонь, перестрелок и жестоких рубок. Конечно, все это не так интересно читателю, как мне.
Как вернулся домой Акимка Хуторной? Как встретила его Айшат? Говорят, она долго выхаживала казака, лечила рану от страшного сабельного удара, полученного им в том жестоком поединке. Будто бы она не подпускала к нему никого, даже доктора Тюрмана, который так рассердился, что перешел на свой родной немецкий язык.
Как крестили Айшат? Как получила она имя Анфисы? Мне хотелось услышать поподробнее, как вошла она в церковь, первый раз повязав платок на русский манер. Сказывают, что во время обряда крещения она плакала. Злые языки говорили, что чеченке было жаль своей басурманской веры. Батюшка же местной церкви сказал, что слезы эти от умиления души перед Господом и чистоты сердечной.
Но больше всего мне хотелось бы порасспросить о венчании Акимки и Айшат. И там ведь не обошлось без странностей. Слышал я, что невеста уронила обручальное кольцо, а это, как мы знаем, очень плохая примета. Только колечко это не упало на пол, а юркнуло в широкий рукав Акимкиной праздничной черкески. Бабка Серафима сказала, что примета все равно нехорошая. Дед Епишка ответил, что несостоявшаяся плохая примета еще лучше хорошей, и так возразил бабке Серафиме, что батюшка выгнал обоих стариков из церкви.
Обо всем этом мне хотелось расспросить, чтобы закончить эту давнишнюю историю. Но спрашивать глухую старуху, которая то и дело выходила во двор, было только мучить себя и ее. Ждать казака Акимку, с которым я когда-то был в приятельских отношениях, я уже не мог. Вон опять идет посыльный, которому за каждую мою просьбу еще повременить с отъездом достается от сотника.
Встретить же Айшат я боялся. Кто знает, не сразят ли и меня тоже ее удивительные черные глаза? Не заставят ли и меня скакать по ту и эту сторону Терека, стрелять из ружья и махать шашкой? Жизнь же свою мне переделывать уже не хотелось.
Если же она постарела и выцвели от родов и забот ее прожигающие душу очи, то и вовсе незачем с ней встречаться. Лучше уж помнить ту самую Айшат с глазами пугливой оленихи и голосом горного ручья.
Да и какое может быть окончание этой кавказской истории, как не это? Вот оно бежит босыми ножками по двору с куклой в руках, вдруг останавливается и смотрит на меня, словно олененок из кустов. Ашутка, Ашутка…
* * *
На этом три тетради, спасенные Айшат от майора ФСБ, заканчивались…
* * *
Айшат села в электричку, отходящую в Подольск. Пассажиров было много. Воскресный погожий день. Да еще и этот фестиваль с модными русскими артистами!
Кружилась голова.
Она едва дошла от машины, на которой ее привезли Беркут с Москвичом.
Едва дошла по платформе до второго вагона, куда велел сесть Москвич — этот их самый главный, которого боялся даже Беркут.
Голова кружилась, все плыло перед глазами и двоилось.
Она ничего не боялась, и страстно желала только одного — скорее бы, скорее бы соединиться с Тамарой!
Тамара являлась ей уже не только во сне. Она говорила с ней уже и днем, уже и наяву. Она звала. Вот она тоже вошла в электричку, вот она села напротив и стала рассказывать, как она ждет ее в раю, как ждет…
Но нет, это какой-то русский парень.
Какой-то русский парень в черной футболке с портретом русского артиста по фамилии Алиса…. Буква «А» нарисована похожей на звезду, что на Кремле…
Она в Москве, а Кремля не видела….
