— Согласен. Но мы поедем на метро и на автобусе — дольше, но романтичнее.
— В чем тут романтика? — не поняла Вика.
— Нас будут тесно прижимать друг к другу, и мы вместе будем противостоять дикой орде субботних покупателей.
Надо отметить, что в магазине Вика еще больше расположила меня к себе вдумчивым отношением к покупкам и спокойными манерами. Она не орала: «Овца», — вслед задевшей ее тележкой женщине, не махала костлявым кулачком у носа администратора, крича: «Я знаю знаешь кого?» — и не пилила меня за все, что происходит в мире. И даже не запретила мне посетить мой любимый KFC, сама, правда, съела там только какой-то кусочек тортика. То ли худеет, то ли просто фастфуд не любит. Да и ладно, зато я набубенился от души.
Поэтому я входил в игру в отличном состоянии духа и тела, в полной уверенности, что мой план выгорит. Бывают такие дни, когда все задуманное удается.
Подойдя к первому встреченному почтовому ящику, я написал Гедрону Старому. Письмо состояло всего из нескольких слов:
«Перстень. Селгар. У Кривого Ибрагима. Через час».
Через час я входил в духан. Ибрагим, завидев меня, подошел и рассыпался в витиеватых восточных приветствиях:
— Вай дод, какая радость! Клянусь здоровьем моего младшего сына — это просто праздник какой-то! Вы снова посетили мой скромный духан! Вам как всегда — стол наверху?
— Да, почтеннейший. Подайте вина. И еще — скоро ко мне придет друг, его зовут Гедрон. Проводите его ко мне, по возможности не привлекая внимания.
Ибрагим плутовски мигнул единственным глазом и прошептал:
— Все понял, все сделаю как надо!
Он собрался идти, но я остановил его вопросом, который давно хотел задать:
— Ибрагим, а вот скажи, почему твое заведение так похоже по антуражу не столько на духан, сколько на торговую лавку?
Ибрагим хитро ухмыльнулся:
— Так сначала лавка и была. Торговал в ней всем понемногу — ткани-шмани, то-се. Потом начал вино продавать. Потом лаваш. Потом зелень-шмелень. Вот так, помаленьку, и вышло, что была лавка — стал духан.
Когда через десять минут он подвел к моему столу Гедрона Старого, тот был явно впечатлен подмигиваниями, шепотом и таинственностью хозяина духана.
— Спасибо, Ибрагим, — кивнул я духанщику и протянул ему золотой. — Купи своему младшему сыну медовой халвы — дети ее любят.
Польщенный Ибрагим оставил нас, пообещав, что через полчаса мы будем кушать самый лучший шашлык, который делают в этом городе, самом лучшем из ему известных.
— Можно подумать, он был в других городах, — проворчал Гедрон, скидывая капюшон и садясь за стол.
— Вина? — спросил я его, кивая подбородком на ранее принесенный кувшин.
— Нет, — немного раздраженно ответил Старый.
— Вы не в духе?
— А как ты думаешь? Какой-то юнлинг, — Гедрон посмотрел на мой уровень, — ну ладно, падаван, пишет мне письмо, и я должен мчаться к нему, как на свидание.
— Слава павшему величию. — Я отсалютовал ему кружкой с вином. — И потом — должок!
Я покачал пальцем, как в одной очень старой киносказке.
— Я помню. Ну что желает мой повелитель? Золота? Серебра? Кого-то убить? Завоевать весь Раттермарк?
— Ну денег мне надо, но не от вас, мировое господство пока только в дальних планах, а вот насчет убить — это да. Это надо. У вас сейчас сколько народу под ружьем?
Гедрон, видимо, не ожидал подобного вопроса и немного удивился.
— Около четырехсот человек. Все, что осталось от клана.
— А по составу? Соотношение ветеранов и молодняка?
Гедрон начал немного напрягаться, это было видно.
— А тебе зачем?
Разговор пока шел в том направлении, которое я наметил, это меня устраивало. Но еще немного прессинга не повредит.
— Видишь ли, — намеренно перешел я на «ты», — если я это спрашиваю, значит, мне надо это знать. От этого зависит, получит твой клан некий отличный шанс или нет.
— Какой шанс? Ты меня зачем позвал? Вроде как за возвратом долга?
— Неужто одно мешает другому? Иногда эти вещи совмещаются.
— Чушь какая-то…
— Так что с составом клана?
— Триста ветеранов. Остальные молодняк — от двадцатого до шестидесятого. В основном бойцы, немного магов.
— А что с хилерами?
— Да у нас и раньше их не особо много было. А сейчас и вовсе. Есть, но мало.
— Это плохо… — Я сокрушенно покачал головой.
— Ты войну, что ли, решил кому объявить? Так это точно без нас, черт с ним, с перстнем, себе оставь. Мы сейчас на новом месте осели, пробуем восстановиться. Не до войн нам.
— Да какая война, ты на меня посмотри. А где осели-то?
Гедрон посмотрел на меня, явно прикидывая, говорить или нет. Потом все-таки сказал:
— На севере, недалеко от Кайгера, есть там такой город, рядом с Великой Ледяной стеной.
— Ну да, очень информативно. Не был я пока на севере. Но думаю сходить.
— Сходи, там есть что посмотреть. Да и прохладнее.
В духане и впрямь было жарковато.
— Ну так зачем тебе знать состав моего клана?
— Прежде чем скажу, еще один вопрос.
Гедрон страдальчески засопел.
— Как с набором новых кадров?
— Паршиво. Даже очень. И разгром свою роль сыграл, и вообще. Ниже плинтуса мы сейчас, есть такое.
— А если ваш клан, ну точнее его остатки, совершит нечто, что заставит о вас говорить весь Раттермарк, как ты думаешь, это поможет выправить ситуацию?
— Само собой. Реклама — двигатель торговли. Только вот что мы сделаем? Флеш-моб? Конкурс мокрых футболок?
— Твой клан завалит Жвалобоя, — спокойно заявил ему я.
Гедрон помолчал, протянул руку, потрогал мой лоб. Налил себе вина, выпил его и абсолютно спокойно сказал:
— Ну даже если предположить, что мой клан сможет его прибить, в чем я лично сильно сомневаюсь, то это в любом случае невозможно — Жвалобой уже года два как пропал бесследно, его никто не видел и о нем не слышал.
— Скажем так, я знаю, где он квартирует и как его выманить. Победа над ним позволит тебе увеличить клан минимум втрое, а то и больше, и этим боем ты рассчитаешься со мной. Даже в случае поражения ты ничего не теряешь — те, кто у тебя есть сейчас, явно будут верны тебе до конца, да и перстень я тебе отдам. Сплошная выгода.
— Слушай, ты меньше всего похож на альтруиста. В чем твой интерес? Да и вообще вопросов к тебе много. Почему ты не ищешь поддержки у своего клана или у клана Седой Ведьмы — вы вроде как друзья? Откуда ты получил наводку на Жвалобоя? Зачем тебе его надо убить? Я не люблю, когда чего-то не понимаю, я от этого нервничаю.
