* * *
Через две недели старый кирпичный завод в городе Заложное был продан Вольскому. Самым ценным в этом приобретении были шестьдесят гектаров земли, прилагавшиеся к заводу. Перво-наперво территорию обнесли бетонным забором, а в начале декабря установили по периметру какую-то навороченную охранную систему чтобы никто больше не ходил на родник даже случайно. Теперь на этих шестидесяти гектарах леса лишь зверье разгуливало, да изредка заходили в чащу охранники вывесить на дереве что-нибудь для одичавшего вконец Савского: когда теплую подстилку, когда копченый окорок. Валерьян Электронович людям ни разу не показывался, предпочитая выходить из норы по ночам. Наутро окорок исчезал, и через несколько дней охрана вывешивала следующий.
Веселовский уехал в Америку по приглашению тамошнего уфологического общества. Он читал американцам лекции о русском фольклоре, в основу которого легли реальные истории посещения Земли инопланетянами. Лекции имели шумный успех, и Веселовский намеревался гастролировать до весны. Перед Новым годом он прислал Дусиной тетке письмо. В письме Виктор Николаевич хвалился, что его лекции некое уважаемое издательство решило выпустить отдельной книгой, а также приглашал Лерусю посетить столицу штата Джорджия город Атланту, где он в настоящее время имеет счастье гостить, и заверял, что все дорожные расходы возьмет на себя уфологическое общество штата.
Подруга Дусиной матери, Марта Штольц, вернулась к себе во Франкфурт, где вскоре выпустила на немецком языке книжку под названием «Славянская обрядовость. Параллели». Если бы Вольский читал по-немецки, книга эта могла бы многое ему объяснить. В частности, от чего умирающая Соня неожиданно ожила. Но Вольский немецкого не знал, филологией не интересовался, да и с госпожой Штольц знаком не был.
Между тем шестую главу «Параллелей» госпожа Штольц посвятила схожести свадебных и похоронных обрядов на Руси.
«Побывав во многих русских деревнях на похоронах и на свадьбах, – писала она, – я обнаружила, что эти обряды практически идентичны даже в мелочах. В начале церемонии похорон покойного накрывают простыней, венчальной или пасхальной скатертью (иногда – просто полотном) так же, как невесту накрывают фатой либо покрывалом. На этот обряд редко обращают внимание, между тем аналогия со свадебным покрыванием невесты делает его весьма значимым. Как и невеста, покойник утрачивает привычный облик, становится „бесформенным“.
Омовение усопшего – такая же важная процедура в обряде похорон, как и мытье невесты в бане.
Плач по невесте часто очень напоминает плач по покойнику. Процедура прощания, тексты причитаний – все очень и очень похоже.
Усопшего одевают в новую, ненадеванную одежду, которую специально шили для этого случая. Вот вам еще одна параллель со свадьбой. К слову, женщин обычно хоронили в той же одежде, в которой они венчались: “В чем венчаться, в том и скончаться” – одна из многих “перекличек” свадьбы и похорон.
Если изготовление гроба уподобляется строительству дома, то переложение покойника в гроб (и далее – в могилу) – новоселью. Применительно к свадебным обрядам – это переезд невесты в дом жениха.
Как девушке дают приданное, так и в гроб усопшего помещают “долю” покойного: кусочки хлеба, стружки от гроба, обрезки ткани, оставшиеся от шитья савана, медные деньги (“для оплаты места на кладбище” или “для оплаты переправы через реку”).
Особый интерес представляет обсыпание тела покойника в гробу зерном ржи и овса. Бросание вслед обычно предпринимается для того, чтобы закрыть обратную дорогу покойнику. Точно так же и невесту обсыпают зерном.
Образы и мотивы дороги, дальнего трудного путешествия являются основными в похоронных и свадебных причитаниях.
Особенность пути в похоронах (и свадьбе) состоит в том, что независимо от реального расстояния от дома до кладбища (или от дома невесты до дома жениха) путь изображается дальним, трудным и опасным. Кое-где покойника даже летом отвозили на кладбище на санях. Вынос покойника из дома и вывод невесты сопровождаются многочисленными действиями, имеющими глубокий ритуальный смысл.
Последний рубеж “своего” мира – околица деревни – маркировался особыми действиями и в свадьбе, и в похоронах. Здесь невеста окончательно прощается с родительским домом, жених выбрасывает все подарки, полученные от других девушек на беседах, а родственники покойника подают милостыню провожающим.
Ассоциацию со свадьбой вызывает и обычай бросать в могилу мелкие монеты, пояса, платки (в том числе “слезные платки”), что понимается как выкуп места (свадебная аналогия – выкуп женихом места рядом с невестой).
В чем же причина такой схожести свадебных и похоронных обычаев? Возможно, в том, что для женщины замужество всегда означало конец одной жизни и начало совершенно другой. Она становилась другим человеком, и даже получала от мужа новое имя. По мнению автора, в древности эти два, казалось бы, совершенно разных обряда были полностью идентичны, и изначально свадебный обряд представлял собой фактически похороны девушки, ее прощание с жизнью, и рождение другого человека – женщины. Свадебные и похоронные обряды славян так схожи между собой, что иногда на Руси смерть пытались обмануть, выдавая девушку замуж и как бы устраивая ей своеобразные ложные похороны, что косвенным образом подтверждает теорию автора. Эту процедуру, по рассказам, весьма успешно, практиковали в Коми-Пермяцком округе и в некоторых областях средней полосы России. Так, уроженка села Малые Вяземы Владимирской области рассказала, что ее родственница была больна туберкулезом на последней стадии и умирала. Зная, что ей осталось жить считанные дни, девица стала уговаривать своего жениха забыть ее и жить счастливо, женившись на другой. Жених на это ответил, что ему нужна только она, и, как ни возражала невеста, велел готовиться к свадьбе. В церковь ее несли на руках: девица была так слаба, что идти сама не могла. Однако после того, как священник обвенчал молодых, быстро пошла на поправку и уже через несколько месяцев была совершенно здорова».
* * *
В конце декабря Вольский впервые вывел все еще бледную и слабенькую Соню на прогулку. Падал снег, и она ловила снежинки перчаткой. Ее щеки порозовели на морозе.
Потом они вернулись домой, зажгли гирлянду на огромной, под потолок, елке, и пили чай, закутавшись вдвоем в один плед.
Вечером приехала Дуся, привезла Лерусиных пирогов, рассказала кучу всякой всячины, взяла с них слово, что Новый год приедут встречать на Чистопрудный, и умчалась на какую-то встречу.
Вольский с Соней снова забрались под плед и начали смотреть какое-то дурацкое кино про мошенников, но Соня почти сразу заснула у Вольского на плече.
Вольскому не спалось. Стараясь не разбудить Соню, он тихонько вылез из тепленького постельного нутра и пошел в кабинет поработать.
Он рассчитывал рентабельность очередного своего безумного предприятия, когда через открытую дверь услышал, как Соня застонала во сне. Было пять утра – время, когда надо к кому-то прижаться. Вольский на цыпочках вошел в комнату, сел рядом с ней, положил руку под щеку.
