Ивлин покачала головой, глядя в эти глубокие янтарные глаза. Низ живота горел от боли. И только когда спазм прекратился, она смогла заговорить:
– Я не верю тебе. – Ивлин почувствовала, как слезы покатились по ее щекам. – Ты с самого начала меня обманывал. Я тебе была не нужна. Ты только… хотел получить от меня то, что, как тебе казалось, я могла тебе дать.
– Я люблю тебя, Ив, – прохрипел Коналл сквозь сжатые зубы. – Я готов умереть за тебя. Я сделаю все, что ты попросишь. Я хочу прожить с тобой всю жизнь.
Ивлин не могла позволить словам Коналла тронуть ее сердце. Она не хотела, чтобы он опять разбил его. Вдруг Ивлин почувствовала влагу внизу живота. Боль стала тупой и пульсирующей.
– Я не верю тебе, – повторила она. – Я не хочу больше жить с тобой. Я не люблю тебя. Оставь меня.
– Ив, пожалуйста, – хрипло проговорил Коналл. Его лицо исказилось, он наклонил голову так, что его щека чуть не коснулась колена Ивлин. – Дай мне возможность доказать тебе…
– Оставь меня, – повторила Ивлин, смотря в сторону дверей. Ей было все равно куда смотреть, но только не в эти золотистые, полные страдания глаза. – У тебя это хорошо получается. Уходи.
– Нет! Я не оставлю тебя! Я буду бороться! Я…
Ивлин не заметила, как Ангус пошел к дверям. Она увидела, как полудюжина мужчин клана Бьюкененов вдруг заполнили зал. Ангус прервал излияния Коналла.
– Уходи, Маккерик, – произнес он холодным тоном, – сделай то, о чем просит эта женщина. Я не хочу, чтобы тебя пинками выставили отсюда. Ив и так слишком много из-за тебя пережила.
Коналл быстро взглянул через плечо назад, но тут же опять повернулся к Ивлин. Его рука легла на кожаный мешочек, висевший на шнурке. Сердце Ивлин дрогнуло, и она чуть не сдалась.
– Ив, пожалуйста, – прошептал Коналл и посмотрел на ее живот. – Я люблю вас обоих!
Дыхание Ивлин прервалось. Ей было так больно, что она не могла больше говорить.
– Уходи, – выдавила она с трудом. Ангус махнул в сторону Коналла и Ланы.
– Возьмите их и выкиньте отсюда. И смотрите, чтобы они не вернулись назад.
Две пары рук схватили Коналла и потащили. Он взревел:
– Нет! Ив, нет! – Его тащили, но Коналл продолжал кричать: – Я вернусь за тобой, клянусь! Ив, я люблю тебя!
Ангус захлопнул дверь, приглушив тем самым отчаянные вопли Коналла, и повернулся к Ив. Сейчас глава Бьюкененов выглядел еще дряхлее, чем тогда, когда она увидела его впервые.
– Они… – Ивлин едва дышала, – …ведь не причинят ему вреда?
– Нет, если он не ударит первым. – Старик вздохнул и сел, опять потирая левую сторону груди. Его взгляд был полон печали. – Ты правда этого хочешь? Ты уверена, дитя мое?
– Я не могу… – Ивлин закрыла глаза и попыталась обуздать пронзительную боль. От напряжения у нее даже заныли зубы. Сердце и живот боролись зато, кто первым убьет ее. – Я не могу думать о нем сейчас…
Она посмотрела на старика, чувствуя, как неизбежный страх охватывает все ее существо.
– У меня начались схватки.
Глава 22
Ивлин горела, мерзла в бесконечном ледяном аду. Вот уже два дня она боролась с болью, лихорадкой и сокрушительными приступами страха. Ее спасали лишь короткие периоды забытья между приступами, когда ее измученное тело и разум в отчаянии проваливались в пустоту.
Женщины клана ухаживали за ней и делали все аккуратно, нежно и умело. Они тихо переговаривались между собой на гэльском. Но время шло, и вскоре уже стало не важно, что Ивлин не понимает их слов. Сухой тон их речи, короткие, торопливые приказания говорили сами за себя.
Дела шли плохо.
Женщины делали отвары, измельчали травы, готовили мази, они держали Ив за руки, гладили и промокали лоб. Но ничто не снимало боли. Она страдала от мучительного давления ребенка, жаждущего выйти из ее тела.
Ее ребенок. Ее и Коналла Маккерика. Роды наступили на два месяца раньше срока. Поэтому шансы, что ребенок выживет, были очень малы.
Ивлин пыталась сконцентрироваться и повторить то, чему учили ее женщины клана. Они показывали, как надо глубоко и медленно дышать, прижимая голову к животу. И все это время она продолжала ненавидеть Коналла Маккерика. Не за ту физическую боль, которую она сейчас испытывала, а за то, что он так мало любил ее и будущего ребенка, что не удостоил их правды. Огромный дом Ангуса Бьюкенена был полон крови, пота и агонии, и Ивлин чувствовала, что вряд ли она и ребенок выживут. Но если ее дитя умрет и она останется жить в этом мире совсем одна, без Коналла, Элинор и младенца, то она знала, как поступит. Ивлин просто уйдет однажды в лес и больше никогда не вернется.
Но похоже, ей не придется совершать такой греховный поступок. Голоса женщин постепенно смолкали, словно покрываясь серым туманом, и Ивлин была очень рада этому моменту спокойствия. Острая боль ушла, и гудящее оцепенение покрыло ее бесчувственное тело. Ивлин слышала испуганные голоса женщин, зовущих ее откуда-то издалека, но она позволила своим глазам закрыться, позволила медленному биению сердца убаюкать ее, перенести в мир серого сияния и мягкого белого света. Тихий, прохладный, спокойный мир… и падающий на рассвете снег.
Ивлин опять была в Каледонском лесу. Она отчетливо видела шершавую кору на деревьях, вдыхала аромат лесной подстилки. Наконец она могла вдохнуть полной грудью, заполнить легкие свежим запахом листвы и почувствовать прохладный ветер. Но Ивлин не видела себя. Казалось, будто ее душа покинула тело и теперь летала, бесформенная и невесомая, в сумеречном свете леса.
А снег действительно шел. Миллионы блестящих, как звезды, снежинок нежно падали вниз, но сразу таяли, попав на качающиеся бутоны диких цветов, в обилии покрывавших бесконечным зеленым ковром каменистую насыпь под старым дубом.
На камнях сидела Минерва Бьюкенен. Ее мудрое лицо светилось спокойствием.
– Здравствуй, Ив, – с мягкой улыбкой позвала ее старая женщина. Ее блестящие черные глаза уставились в снежный воздух над ее головой, будто она чувствовала ее присутствие. – Почти конец, не так ли? Я рада, что ты пришла.
Ивлин хотела ответить Минерве. Хотела задать ей так много вопросов в этом тихом, умиротворенном месте, где не было ни боли, ни страха. Но почему-то она не могла издать ни звука. Ветер немного усилился, заставляя снежную завесу под крутым углом бросаться на колышущиеся ветви деревьев.
– Я хочу поблагодарить тебя, Ив, – говорила Минерва. – С тех пор как у меня забрали моего мужчину и ребенка, я отдала себя людям. Всю свою жизнь я отдавала, чтобы не сломаться от горя и не чувствовать пустоту в сердце. Я пообещала Ронану, что сохраню нашу любовь, и рада, что мне удалось это сделать. Я дома, – таинственно продолжила Минерва. – Мой сын знает меня. И он любим. Скоро я стану свободной. – Она опять посмотрела в ее сторону, где кружились снежинки. – Люби его, Ив. Люби их всех. Мы с тобой пришли сюда вдвоем, и каждая из нас, казалось бы, была в полном одиночестве. Но на самом деле это не так. – Она приложила руку к груди. – За каждое твое страдание я втройне воздам любовью. За каждую потерю одарю новым сокровищем. За каждую слезу пошлю две улыбки. – Она остановилась. – Люби их всех. Вместо меня. Я отдала их тебе в ту ночь, когда покинула эту землю. Ты помнишь? Кровь на твоей губе? – Минерва кивнула. – Тебе еще долго будет больно, но… люби их. Каждый из них – это дар.
