сперва у генерал-губернатора Спасопрокопьевска, а после у его ростовщика Рабиновича, вскорости сосланного должником в острог, а куда еще из Сибири отправлять-то? – а затем, и у детей означенного, пытавшихся выехать с реликвией в Палестину, но получивших от ворот поворот на таможне. Ростовщические дети исчезли, кто в погромах начала двадцатого века, кто в лагерях, тремя десятилетиями позже, а сам символ, после смены своих владетелей с комиссаров на министров, оных перестрелявших, осел среди сокровищ их комсомольских потомков.
И теперь тайная организация «Сыновей Жанибека», название которой стало немного понятней для прочитавших три предыдущих абзаца, решила вернуть сокровище отечеству и тем достойным его владетелям, в коих еще текла кровь правителей казахских родов. Неведомо, кому именно «сыновья» планировали передать перстень, всем прочим приносивший больше несчастий, нежели славы. Да и не особо это заботило самого Копейкина, вконец соблазненного Асией и окончательно утратившего решимость противостоять статистике, неуклонно напоминавшей медвежатнику, что во всех прежних случаях сотрудничества с кем-то еще, кроме заказчика, Влас терпел неудачу.
Впрочем, дело вырисовывалось в более светлых красках. Уж больно обстоятельно готовились «братья-медвежатники» коих так за глаза стал именовать Копейкин, да и прежний послужной список их дел внушал даже не уважение, а почти священный трепет школяра перед великим магистром. Влас все больше и больше стал проникаться уверенностью в благополучном исходе, отчасти еще и потому, что и награда за него оказывалась больше моральной, нежели физической: что такое тысяча евро для столь успешного в своей работе человека, вскрывшего уже больше пятидесяти замков. И пусть большая часть из них оказалась открыта в те годы, когда Влас работал в конторе техобслуживания фирмы «Строго секретно», сейфовые замки и двери производящей, но остальные-то он вскрывал, наученный прежним опытом.
Копейкин даже перестал вспоминать о прежних неудачах в участии в бандах и группировках, настолько оказался восхищен проработкой буквально каждой мелочи, тщательно обговариваемой, пусть и на казахском, Мусаевым да Исаевым. И даже, когда оные «сыновья» предложили главарю одеться в парадное, да чтоб у простого человека в глазах слепило, Копейкин спрашивать не стал, зачем этот маскарад нужен, верно, понадобился для подстраховки, двойной или тройной, именно такой запас прочности своего мероприятия «близнецы» и закладывали. Как тут не убедиться в безоговорочной успешности предстоящей работы?
Вот и спасопрокопьевский медвежатник уверился окончательно и одевшись как на похороны, в строгий костюм служителя ритуальных услуг, но в рубашку с живописным жабо, делавшим его одновременно похожим и на артиста больших и малых академических театров, чья фамилия слишком известна, чтобы ей сотрясать воздух, надушился и прибыл на место встречи. Исаев и Мусаев, вопреки его ожиданию, оделись, как и подобает мигрантам – в строгие, но изрядно поношенные серые спецовки работников «Горжилстроя», возводившего безликие многоэтажки по всему городу и окрестностям. При этом один из аксакалов воровского дела прихватил с собой видавший виды объемистый портфель, из тех, коими щеголяли в советские годы старшие научные сотрудники и прочие работники умственного труда. Исаев же взял нечто весьма странное – две коробки из-под пиццы, как ни странно, но заполненные именно этим продуктом, только приобретенным и на месте же разогретым в соседнем кафе.
Ими вооружившись, он подошел к служебному входу в будку охраны, сообщники ждали его возле входа парадного, чуть в стороне и за углом, так что все происходившее могли видеть, высунув нос в проулок. Для пущего вхождения в роль, Исаев нацепил респиратор на нос, последнее время службы доставки стали очень показно заботиться о здоровье менявшихся как перчатки подопечных. Стукнул в дверь, а когда та открылась, произнес с густым среднеазиатским акцентом, который так любит изображать отечественная эстрада:
– Доставка пиццы, отметьте, что вовремя.
– Но мы ничего не заказывали, – тут же, впрочем, не очень охотно возразил страж, ловя мощным римским носом ароматные запахи и глотая слюну. Немудрено, дело происходило после завершения рабочего дня, когда все порядочные люди уже прибыли домой и, сосредоточившись на телевизоре, ужинали изо всех сил.
– Так не вы и оплачивали. Мне сказали, доставка на пост, в девятнадцать, пятнадцать. Распишитесь, что так и есть, а то мне рейтинг скинут.
– Да кто прислал, скажи уже.
– Заказ с мобильного приложения, все, что знаю. Прошу, распишитесь, что вовремя…
Потерявший бдительность от запаха свежего сыра с анчоусами, охранник механически расписался, принял коробки, вошел внутрь. А когда до слуха Исаева донеслись мягкие удары упавших в бесчувствии тел на жесткий кафель, он ловко вскрыл дверь и проник внутрь. После чего дал своим знак, путь свободен, а сам занялся работой с камерами, запустив их на просмотр уже записанных изображений.
– И что это было? – поинтересовался Копейкин у подошедшего аксакала, перед этим открывшего входную дверь офиса, да и все остальные по дороге до верхнего этажа. Исаев улыбнулся:
– Ничего особенного, эфир в концентрации, способной вызвать лишь обморок.
– Обморок простой при виде крови, – процитировал Мусаев, обнаруживший в себе неплохие познания в английской литературе. – Тридцать минут нам обеспечено, пошевелимся.
И они пошевелились. За три минуты добравшись до седьмого, заключительного, этажа, троица проникла в библиотеку совета директоров банка «Арьергард», место, посещаемое исключительно по причине наличия там хода в хранилище несметных сокровищ разных эпох и народов. Исаев включил фонарик, а найдя тайную дверь, расположенную на месте фальшивого стеллажа с французской классикой девятнадцатого века, тотчас стал шарить по соседним стенам. Копейкин вышел вперед:
– Сейчас вырублю. Система хитрая, но минут за семь справлюсь.
– Система несложная, – согласился Мусаев, – но только открывается еще проще. Код меняется каждый день, мы узнавали, узнать его проблемно, поскольку он хранится в докладных записках каждого из семнадцати руководителей банка…
– Верно, поэтому носящего столь гордое название, – перебил товарища Исаев.
– Верно, – согласился друг-аксакал. – Поэтому мы обнаружили другой подход. Уборщице тоже надо пробираться в хранилище, вытирать пыль с драгоценностей.
И он осветил стеллаж с собраниями сочинений русских писателей начала века двадцатого. А именно, десятитомник Чехова, чьи тома, в отличие от многих прочих, стояли в странном беспорядке и имели весьма потрепанные корешки – как будто их кто-то постоянно читал. Но грешить подобным руководители банка никак не могли. Оставалось одно.
– Это и есть пятизначный код, – пояснил Исаев. – Двести пять, шестнадцать. Десятый том означает ноль. Немного неудобно, раз приходится использовать исключительно разные цифры, но посвященным сразу понятно. Не бегать же за записками в кабинет.
– А вы как узнали, от уборщицы?
– Про сам код от нее, а про подсказку, только когда она пересняла все стеллажи в библиотеке по просьбе моего друга, эдакого дамского угодника у тех, кому за полста, – улыбнулся аксакал. Мусаев подергал бровями, изобразив мужское внимание к женской персоне, и заметил:
– Нам пора, а то еще вскрывать и вскрывать. Сейфа-то два, а где именно находится перстень, мы не знаем.
– Уборщица не в курсе? – немного ядовито поинтересовался Копейкин, раздосадованный тем, что его умения в технической части так убедительно перебиваются познаниями аксакалов в психологии.
Мусаев только плечами пожал, набирая номер. Замок щелкнул, пуская злоумышленников в святая святых банка, о коем большинство вкладчиков даже не подозревало, наивно считая таковым банальный депозитарий.
Внутри находилось два сейфа, один против другого. Свежие, китайские, последней модели, они представляли для взломщика, даже опытного, серьезную проблему. И хотя Копейкин, зная некоторые особенности шифрования замков, мог справиться с ней примерно за четверть часа, вторую четверть, если им не шибко повезет, брать оказывалось неоткуда – к тому времени, должна была очнуться и забить тревогу охрана. А этого никак допускать не хотелось.
– И какой мне вскрывать первым? – поинтересовался Влас, оба матерых взломщика-психолога почти синхронно покачали головами.
– Никакой, – коротко произнес Исаев, – мы этим займемся, а вы пока обождите на входе.
– Но я…
– Без разговоров, время уходит.
Первый раз в жизни Копейкин стоял на стреме. Делать ему было решительно нечего, кроме разглядывания полок с классиками, а потому постоянно отвлекался посмотреть, каким же это мистическим образом оба патриарха взлома и проникновения сумеют вскрыть
