Я кивнул.
— Сэр Дэвид.
— Но, господин Бомон, — спохватилась она, — мне бы не хотелось, чтобы вы придавали этому слишком большое значение. Он попытался заигрывать, я не позволила, вот и все. — Но она нахмурилась, как будто сомневалась в своих собственных словах.
— Вы тоже были там, на лужайке, — напомнил я, — вместе со всеми, когда прозвучал тот выстрел.
Тут вмешалась госпожа Корнель.
— Не хотите же вы сказать, что и пуля предназначалась Джейн?
— Нож точно предназначался ей, — заметил я.
— Но… — Она замолчала. Крепко сжала губы и потянулась за портсигаром и коробкой спичек.
— А сэра Дэвида тогда с нами не было, — напомнил я.
Она откинулась на спинку дивана, держа в руке портсигар и коробку спичек.
— Господин Бомон, — сказала она, — если бы сэр Дэвид убивал всех женщин, которые ему отказывали, улицы Лондона были бы усыпаны женскими трупами.
Она открыла портсигар и покачала головой.
— Это же просто смешно. — Внезапно она взглянула на меня. — А что насчет ножа? Может, вы знаете, чей он?
— Скорее всего, он из коллекции на стене в главном зале, — сказал я. — Как и все другое оружие, которое то и дело тут всплывает.
Госпожа Корнель взяла сигарету в рот, чиркнула спичкой и поднесла огонек к сигарете. Кончик сигареты заалел. Пальцами левой руки она вынула сигарету изо рта. Задула спичку струей дыма и бросила спичку в пепельницу.
— Знаете, — заметила она, — похоже, кое-кого забыли.
— Кого именно? — спросил я.
— Графа, — сказала госпожа Корнель. — Графа Эксминстерского. — Она произнесла это имя так, будто оно было пересолено. — И все это. — Она кивнула в сторону стола. — И парик, который нашла Джейн. — Тут госпожа Корнель была права. Внезапно она нахмурилась. — Вы не предполагаете, что Алиса и Роберт знали?
— Понятия не имею, — сказал я.
— Нет, — твердо заявила она. Покачала головой, затянулась сигаретой. — Это невозможно. — Но как мне показалось, она пыталась в этом убедить вовсе не меня.
Мы еще немного поговорили. Сделали кое-какие выводы. И среди прочего решили, что мисс Тернер лучше переночевать у госпожи Корнель.
Я ушел примерно через полчаса. Было уже почти два часа утра. Через пять часов у меня встреча с сэром Дэвидом.
По пути к себе мне пришла в голову мысль заглянуть к мисс Тернер и наскоро там осмотреться. Но я раздумал. Как ни крепко спала госпожа Аллардайс, я не хотел рисковать. Она могла проснуться, пока я буду красться через ее комнату. Я не был уверен, что кто-то из нас выживет.
Я решил заглянуть туда утром. Перед боксерским поединком.
После всех сегодняшних треволнений: ружейного выстрела, смерти графа, сеанса, выступления лорда Боба, свидания с госпожой Корнель и рассказа мисс Тернер — я чувствовал себя совершенно разбитым. Зевая, я открыл дверь в свою комнату и зажег верхний свет.
На моей кровати сидела Сесилия Фицуильям, прислонившись к спинке, вытянув ноги и скрестив их поверх покрывала. На ней был тот же шелковый халат, что и накануне. Руки она сложила на груди и пыталась улыбаться. Впрочем, улыбка у нее не получилась, потому что она зажмурилась от внезапно вспыхнувшего яркого света.
— Где вы были? — капризно спросила она.
— Рад вас видеть, Сесилия, — сказал я по возможности весело. — Мне нужно…
— Уже почти рассвет.
— Мне нужно поговорить с вами. Кое-что…
— Где вы были? — Она надула губы. Это шло ей больше, чем ухмылка.
— Гулял. Послушайте, Сесилия, я хочу поговорить о вашем дедушке.
Она всплеснула руками.
— Это ужасно, — сказала она. — Конечно, он был совсем старый, но никто не ожидал, что он вот так возьмет и умрет.
— Именно об этом я и хотел с вами поговорить, — сказал я. Взялся рукой за спинку стула у письменного стола, перевернул его и уселся на него верхом. Нас с Сесилией разделяла деревянная спинка.
— И зачем ему было кончать жизнь самоубийством? — сказала она. — Он ведь покончил с собой. Мне мама сказала. Потому что он был таким ветхим, да? — Она говорила несколько торопливее, чем обычно, лицо у нее тоже было более оживленным. Глаза сияли. Интересно, не добралась ли она до папашиного коньяка?
— Это еще не все… — начал я.
— Мама ужасно расстроена, — перебила Сесилия, — а папа… ну, вы сами видели. Во время сеанса. — Она закатила глаза. — Господи, да все видели папу. Какой позор! За всю свою жизнь я ни разу не чувствовала такого стыда. Знаете, это совсем на него не похоже. Он такой правильный. Для большевика, разумеется. Всегда блюдет приличия. Всегда прекрасно одевается, никогда никуда не опаздывает. Мама говорит, он в сильном потрясении.
— Возможно. Послушайте…
Она снова надула губы.
— Но они настолько заняты собой, что никто даже не удосужился спросить, что я чувствую. Даже мама. Знаете, я ведь тоже ужасно переживаю. Я любила его ничуть не меньше, чем все остальные. Несмотря на то, что он был такой старый и порой даже странный.
— Странный в каком смысле? — Если вас уносит река, не стоит бороться с течением.
Она махнула рукой.
— Как все старики. Забывчивый. Что-то все время бормотал. — Сесилия состроила гримасу. — Иногда пускал слюни, всего себя обслюнявливал, а это, если честно, довольно противно. — Она подняла голову. — Но я все равно его любила. Ведь он был моим дедушкой. И он не всегда был таким. Иногда он казался совершенно нормальным.
— Вы много времени с ним проводили?
— Конечно, — сказала она. — Не могу сказать, что сидела там постоянно, каждый день. Это было невозможно. Вы и представить себе не можете, сколько у меня дел и обязанностей, так что просто не хватало времени. Но иногда я видела его днем. Когда могла. На самом деле довольно часто.
— Почему вы…
Сесилия внезапно улыбнулась и выпрямилась.
— Но это все неважно. Позвольте мне объяснить, зачем я сюда пришла. Я хотела извиниться!
Она произнесла это так, будто речь шла о рождественском подарке, сделанном собственными руками. Последнее время многие почему-то все чаще напоминали мне Великого человека.
— Извиняйтесь, — сказал я.
— Да! Я поняла, что с моей стороны было грубо и по-детски глупо говорить все те ужасные вещи. То есть что вы слуга. Было грубо и инфантильно все это говорить, даже если бы вы и правда были слугой, но вы же не слуга, слава богу. — Она склонила голову набок. — Но от этого я выгляжу еще более грубой и инфантильной, верно?
— Не беспокойтесь, Сесилия.
Она и не беспокоилась.
