преторию? Приказ о назначении у тебя уже на руках?
– Да… Завтра хочу отнести центуриону Помпилию. Но мы вряд ли будем с тобой встречаться, друг, ты живешь под носом у паука, а меня определили на Виминал.
Борат досадливо откашлялся, сравнение Фурия с пауком вязло на зубах уже который день, хотелось покрепче сжать челюсти и хрустнуть зубами в бессильной ярости. Квадрантус наклонился ближе и горячо зашептал:
– Кажется, ему осталось недолго. К Сильвии приходил один человек, просил спрятать какие-то бумаги, я случайно подслушал. Готовится переворот в пользу Клавдия. И не в нищей Субуре, не в напыщенном Сенате, а в самом дворце. Фурия теперь многие ненавидят! В двух легионах жалованье задерживают, а цезарь готовится к свадьбе, созывает богачей на большой пир, чтобы повытрясти их карманы. Все недовольны!
Эта новость стала последней каплей, упавшей в едва ли не бездонную чашу терпения Бората. Он рывком вскочил из-за стола с явным намерением куда-то бежать, но Квадрантус оказался у него на пути.
– Торопишься доложить своему префекту? Вот уже не думал, что развязал язык с предателем!
– Мне нужно вернуться на службу, но не для того, чтобы выдать тебя. Я не умею хорошо объяснять, может, это глупо прозвучит, но я люблю ее больше жизни.
– Да кого же? Службу свою? – опешил Квадрантус, невольно уступая проход к дверям.
– Невесту нашего императора. Я никому не позволю причинить ей зло, понимаешь?
– Ага! – кивнул Квадрантус и тут же веско добавил, – в таком случае, лучше бы ей вовсе не становиться его женой, потому что трон Фурия очень шаток.
Борат рассеянно хлопнул приятеля по плечу, еще раз заверил в своей дружбе и умении хранить чужие секреты. А через час, удачно миновав темные улицы города и поднявшись на Палатин, Борат уже приветствовал Квинта – немногословного, но очень рассудительного преторианца, с которым часто держал ночные смены во дворце.
И Квинт с таинственным видом передал Борату важное послание от «маленькой госпожи»:
– Как ты удачно вернулся. Цезарь отдыхает у себя. Валия передала, что хочет с тобой поговорить. Займи место Децима и встань сегодня у ее дверей во время второй стражи. Она позовет, но будь благоразумен и не задерживайся долго в ее покоях. Иначе головы полетят. Должен сам понимать ведь уже не младенец.
Никогда прежде Борат не собирался на ночное дежурство во дворце с таким нетерпением. Но что принесет их встреча наедине? Вдруг она скажет, что не желает знать даже его имя, что сердце ее полно ненависти за то, что он сделал с ней на глазах Фурия. Так разве можно было отказаться? Он не хотел причинять ей боль!
Ураган противоречивых чувств бушевал в душе солдата под оболочкой закаленной плоти. В назначенное время Борат замер у заветной двери, до предела напрягая слух в ожидании малейшего сигнала. И все равно вздрогнул, когда занавес колыхнулся, и сонный женский голос капризно произнес:
– Кажется, у меня под кроватью сидит мышь. Или раненая птица скребется в углу. А, может, по потолку ползает ящерица? Зайди и осмотри тут все.
От нее так пахло так знакомо и приятно, что Борат пару мгновений просто стоял с закрытыми глазами, не веря своему счастью. А потом протянул руки вперед, слабо надеясь, что она позволит обнять себя.
– Валия… ты меня звала.
Ее голос звучал отрешенно, при слабом свете ароматных свечей лицо казалось исхудавшим, а глаза удивительно большими и печальными.
– Я думаю, ты должен знать. Мне больше некому сказать, Борат и нет сил молчать. Кажется, я жду ребенка, а ты его отец. Больше я ни с кем не была. Если не веришь, говорить не о чем, просто уходи.
– Я верю, Валия! Ты ждешь ребенка. И отец – я.
– Но срок еще мал…
– Да-да. У нас будет ребенок. Я счастлив, Валия.
Она вдруг взмахнула руками, белое шелковое покрывало с плеч полетело на пол.
– Ты не понимаешь! Очнись! Он велит избавиться от него, заставит выпить какой-нибудь яд. Борат, что мне делать, я не хочу становиться Августой, я его боюсь, он не в себе, он серьезно болен, а все делают вид, что так и нужно. Борат, спаси меня, пожалуйста, придумай способ этого избежать.
Все неясные сомнения, тревоги, домыслы и давние мечты закружились в нем и вокруг него колючей ледяной метелью вроде той, что однажды настигла их когороту в походе на Рейний. А потом наступил покой, и пришло решение. Очень простое и легко выполнимое, как он раньше не мог додуматься. Но раньше все было иначе и сам он был другим.
– Не бойся, я тебе помогу. Верь мне, я клянусь своей честью, и жизнью, и всеми богами Олимпа, ты не станешь его женой, Валия. Если не хочешь – не станешь.
– Правда?
Он застонал в душе, видя с какой доверчивой надеждой она смотрит на него, какая радость засветилось в ее глазах. Чтобы не случилось с ним после, одна ее ласковая улыбка сейчас сторицей окупит все будущие муки.
– Тебе надо идти… – печально напомнила Валия.
– Я же еще не поймал твою мышь, – умоляюще прошептал он.
– Может, птицу?
– Самую лучшую птицу на свете.
Она легонько сжала его руку, а потом вдруг опустилась на колени, прижалась к ней губами и принялась плакать, так горько и отчаянно, что сам он едва мог сдержать слезы, ругая свою неуместную слабость.
– Валия, что ты делаешь со мной, сейчас нельзя быть вместе так долго. Отпусти, Валия, ты все погубишь. Я позову рабынь, скажу, что тебе нехорошо, пожалуйста, успокойся, радость моя… любимая.
Дрожа от своевольного поступка, он поднял на руки ее закутанное в шелка тело и отнес на постель, кровь кипела в нем, сердце стучало так, что скоро должно было разбудить все северное крыло дворца. Но Валия благодарно улыбалась и слабо ответила на единственный поцелуй, который могла позволить.
А когда он неверным шагом покинул комнату, чтобы встать немым стражем у ее порога, Валия положила руки себе на живот и принялась медленно и глубоко дышать, чтобы успокоиться.
«Он хочет спасти меня только ради ребенка. А если я ошиблась и ребенка нет во мне… Борат решит, что я его обманула и навсегда отвернется. О боги, зачем вы отправили меня в это жуткое время? Я же не воин, не политик, не философ, гетера из меня тоже не выйдет, да что вообще может изменить слабая женщина?!
Даже себе-то я не в состоянии помочь сама. Вечно приходится надеяться на мужчину. А, может, мужчины и нужны для того, чтобы защищать слабых женщин. Воины,
