Джек понял, что это значит. Он потянулся к ней и коснулся света; его тень заслонила Бет и загородила ему обзор. На горизонте вспышка молнии обрисовала силуэт маленькой каменной церкви с дырявой крышей и одиноким надгробием во дворе. Кончики его пальцев стукнули по стеклу, и Джек понял, что это значит. Но теперь было уже слишком поздно. Он сел на пол и принялся любоваться молниями; в пустыне рушились корабли, дюны набегали на утесы, и песчаные брызги взлетали в воздух.
Фарос был первым в мире маяком, построенным для того, чтобы приводить корабли в Александрию. Он стоял на острове — трехэтажная башня, увенчанная восьмиугольной площадкой, где в изогнутом зеркале отражался огонь; его свет сиял по всей гавани. В этом зеркале был виден Константинополь; оно отражало столько солнечных лучей, что хватило бы поджечь проходящий мимо корабль.
Семьдесят два ученых были заперты по приказу Птолемея II на острове, пока не закончили перевод Ветхого Завета на греческий. Эта книга предназначалась для его роскошной библиотеки, расположенной на противоположном берегу бухты. Царь приказал архитектору высечь на маяке его имя, но тот ослушался и вырезал собственное, а затем замазал его глиной и сделал надпись: «Птолемей». К тому времени как глина осыпалась, обнажив первоначальную надпись: «Сострат, сын Дексифана, милостивым богам — от имени всех моряков», царь успел умереть.
Птолемей умер, но архитектор жил. Он сидел на маяке и наблюдал, как лучи скользят через бухту. Глина осыпалась, обнажив его имя, и милостивые боги наградили Сострата вечной жизнью, воскресив мастера в своем облике. Он наблюдал за сменой приливов и отливов, видел, как уносит в море речной ил, а из туч вместо дождя сыплется песок. И ничего страшнее не было песчаных бурь в пустыне, которые поднимались над городом подобно гигантским волнам.
Когда на противоположном берегу бухты горела библиотека, он видел, как по ветру носятся слова и буквы. Он озирал темнеющий мир. Семьдесят два ученых, выйдя из своих келий, вспоминали Тору, которая впервые была написана черными буквами по белому пламени. Теперь история повторялась: книги горели и пеплом вздымались в александрийский воздух. В этой великой перестановке был изменен весь мир; семьдесят два ученых кивали, как будто те вещи, которые достались им даром, теперь получили свое подтверждение.
Джек опустил глаза и увидел, что его руки покрыты словами; он разорвал на себе одежду — все тело было усеяно письменами. Он схватил горсть песка и принялся тереть кожу. Но и по его жилам тоже бежали буквы. Он отбрасывал их прочь, и они свисали со стен как вымпелы. Кости горели, испещренные черными строчками, которые он не мог прочесть. Точки, петли, завитки. Скорчившись на полу у стены, Джек наблюдал, как рушатся империи, будто Бог или ангел.
Спустя пятнадцать веков землетрясение покачнуло маяк и обрушило на дно гавани. Зеркало потускнело и покрылось солью, водоросли оплели кости, имя было начисто стерто песком и приливами. Долгое время он видел лишь рыб. Потом к руинам приплыли аквалангисты, узнали маяк и принялись торжествующе булькать. Александрийскую библиотеку в конце концов восстановили, но он этого не знал; впрочем, ее ожидала печальная участь затонуть, потому что архитектор не учел веса книг.
Джеку снилось, что он нашел маяк в центре пустыни. Говорили — кто-то говорил, — что некогда люди приезжали сюда за много миль, оставляли машины и занимались любовью на песке. Свет был таким ярким, что проникал насквозь. С его помощью можно было познать самого себя и тех, кто рядом. Джек был уверен, что от кого-то это уже слышал.
Когда он нашел маяк, тот был заброшен и разорен. Джек сидел в ламповой, прислонившись к стене, и наблюдал, как над морем дюн заходит солнце. Когда поднялся ветер и воздух наполнился песком, он зажег костер и стал наблюдать за бурями на горизонте. Самый одинокий человек на свете прислушивался к шуму океана и думал, что может остаться здесь навсегда.
— Джек…
Ему приснилось, что пришла Бет — некогда это сказалось сутью дела. Такая красивая, загорелая, в шортах, майке и кроссовках, она улыбалась ему.
— Джек, просыпайся.
Он с трудом открыл глаза, но ничто не изменилось: маяк и дюны, гаснущий огонь и кромешная темень вокруг. Бет тянула его за воротник и заглядывала в глаза.
— Слава Богу. Сколько времени ты здесь пробыл?
Джек попытался что-то сказать, но язык не повиновался, и он лишь хватал ртом воздух как рыба. Во рту стоял отвратительный вкус мела. Джек покачал головой, будто извиняясь перед снившейся ему Бет.
— На, попей. Ты ужасно выглядишь.
Вода была такая холодная, что мгновенно вывела Джека из ступора. Это не сон. Это Бет — яркая, прекрасная, удивительная.
— Ты пришла…
Ее глаза наполнились слезами.
— Поверить не могу, что ты здесь… что я нашла это место и ты здесь…
— Ты… ты его нашла?
— Я просто поехала куда глаза глядят. А потом услышала, как повсюду об этом говорят. О маяке, построенном по ошибке в пустыне. Совсем как ты рассказывал. Кто-то его нашел. В каждом баре, в каждом мотеле, куда я заходила, только об этом и болтали. Сначала это были всего лишь слухи — никто не знал наверняка. Потом мне стали попадаться люди, действительно видевшие того парня, кто бы он ни был, который нашел маяк. Все говорили, что он сумасшедший, совсем сдвинутый.
— Я, что ли?!
Бет ухмыльнулась:
— Ты подходишь под описание.
— Как ты нашла меня в темноте?
— Ты на маяке.
Он кивнул.
— У меня тут кое-что есть…
Конверт из лаборатории и адрес Макса. Бумага помялась в кармане и пропахла потом. Бет взяла листок и опустила глаза.
— Где ты это взял?
Джек не смотрел на нее. Огонь угасал; он вырвал еще несколько страниц из манускрипта и сунул их в костер. Они занялись; пламя заиграло новыми цветами. Бет молчала. Джек взглянул ей в лицо и увидел слезы.
— Где он?
Она вытерла глаза.
— Ничего не было, Джек. Я была так расстроена, я растерялась… мне просто… просто нравилось, как он смотрел на меня. Я хотела, чтобы кто-нибудь так смотрел на меня! Мне очень жаль. Я уже давно его отшила. Мы, разумеется, не могли общаться. Он хуже тебя.
— Бет, прости.
— Все в порядке, Джек. И ты меня прости.
— Слава Богу, что ты пришла.
Она осмотрелась: стеклянные стены, пустыня, мерцающие песчаные дюны.
— Ты это сделал?
— Может быть. Не знаю. Наверное, мы оба это сделали.
— Как мило.
Бет взяла конверт обеими руками, прочла адрес, взглянула на логотип. Джек смотрел на нее и видел, как меняется ее лицо. Мгновение помедлив, она бросила письмо в огонь — оно вспыхнуло, обуглилось и свернулось.
— Ты уверена, что это правильно?
