получить. Нет должности – нет и чина[115].
– За этим дело не станет, – успокоил я. – После этого сражения вакансий в армии много. Но еще лучше попросить Багратиона развернуть нашу роту в батальон быстрого реагирования.
– Чего? – удивился Семен, останавливаясь.
– Скорой помощи, – пояснил я. – Сегодня и вчера мы доказали свою полезность. Князь умен и не может такого не учесть.
– Гм! – задумался Семен. – А это дело. Кто бы только похлопотал? Самому с таким предложением идти неловко.
– Найдем! – успокоил я, хотя сомнения на этот счет меня грызли.
Оказалось – зря…
16.
Даву встретил Маре ледяным взглядом. Полковник внутренне поежился и замер в ожидании разноса. Тот не замедлил случиться.
– Что вы знаете о покушении на императора? – спросил маршал.
– Случайность, – поспешил Маре. – Император приказал втащить пушки в недостроенную русскую церковь и сам стал наводить их на цель. На другом берегу Днепра стояла русская батарея, которая мешала нашим солдатам захватить мост. После двух залпов наших пушек русские выпалили в ответ, убив трех артиллеристов. К счастью, ядра не задели императора. Он оставил позицию, сел в седло и уехал.
– Случайность, значит? – голос Даву мог заморозить океан. – Мне рассказали другое. В свите императора несколько офицеров наблюдали за противником в подзорные трубы. Они видели, как к батарее русских подбежал некто в штатском и стал показывать рукой на церковь. После чего русские навели на нее пушки и выпалили.
– Ответный огонь на подавление батареи, – сказал Маре, уже начиная понимать, что сейчас услышит. – Обычное дело на войне.
– Русским не было нужды стрелять – мост горел. Своей цели они добились, не позволив нам захватить переправу. Самым разумным в их ситуации было прицепить орудия к упряжкам и вывезти их из-под огня. Но они остались и открыли пальбу. Да еще по церкви! Вы, вроде, неплохо знаете русских, Маре. Они очень религиозны. Стрелять по храму в их представлении – святотатство. Тем не менее, они это сделали. Возникает вопрос: почему? Я отвечу: потому что там был император. Понятно?
– Наверное, они разглядели его в подзорную трубу.
– Через Днепр? Возле Смоленска он не более 50 туазов[116] в ширину, но добавьте берега. Дистанция приличная. Император был в конно-егерском мундире, в котором его не узнать среди других офицеров – тем более, через реку. Русским артиллеристам сказали, что он на балконе. Догадываетесь, кто?
Маре не ответил.
– Это ваш посланец, – продолжил Даву, – и он ЗНАЛ, – последнее слово маршал выделил голосом. – Что совершенно не удивительно, если вспомнить, кто он таков и зачем здесь. А вы говорите о случайности. Слишком часто это слово стало встречаться в ваших докладах.
Даву вышел из-за стола, прошелся по кабинету, заложив руки за спину, затем встал против полковника, окатив того уничтожающим взглядом.
– Представляете, что случилось бы, удайся покушение?
– Да, ваша светлость, – выдавил Маре.
– Не представляете, – покачал головой маршал. – Это не только поражение в кампании, но и крах империи. Сейчас все держится на его величестве. Новой династии нужно время, чтобы укрепиться на престоле. Император только-только обзавелся наследником, но тот слишком мал, чтобы рассматривать его как замену отцу. Другие Бонапарты не годятся. За ними нет поколений предков, которые сменяли бы друг друга на троне, во-вторых, они – бледная тень императора. Их не признают. Для монархов Европы Наполеон I – узурпатор. Сейчас они боятся сказать это вслух, трясутся и стараются угодить императору. Многие лишились корон, посмев выступить против нас. Но случись императору умереть, осмелеют все. Да, у нас самая сильная армия континента, но она остается таковой, пока во главе стоит Наполеон. Без него мы ничто. Понятно?
– Да, ваша светлость! – поклонился полковник.
– Ничего вам не понятно! – рявкнул Даву. – Вы осел, Маре! Кто убеждал меня, что посланец не представляет опасности? Кто говорил, что русские не поверят ему? И что же? Под Смоленском мы увидели совершенно другую армию. Она сражалась не так, как прежде. Не стояла в поле, умирая под ядрами и картечью, а зарылась в землю, встретив нас огнем из укреплений. Впервые в этой кампании наши потери превысили русские. Шестнадцать тысяч солдат и офицеров! Ладно, люди – их у императора много. Но мы потеряли массу лошадей. Недостаток фуража, потом эта буря, убившая тысячи голов[117], затем – сражение, в котором русские стреляли по коням. Новых лошадей пригонят не скоро, мы остались без кавалерии. Кстати, – маршал скрипнул зубами, – мне доносят о новой тактике русских. У них появились подвижные отряды с артиллерией. Конные егеря, которые сражаются пешими, а лошадей, в отличие от драгун, используют лишь для передвижения. Выдвигаются на угрожаемый участок, спешиваются, дают несколько залпов, причем стреляют на удивление метко и с большой дистанции, после чего, остановив натиск, отходят. Именно такие отряды не позволили нам захватить Смоленск быстро, вследствие чего русские из города спокойно ушли. У нас почти нет пленных, если не считать раненых, да и тех русские большей частью вывезли. Мне доложили, что одним из таких отрядов командовал странный человек в штатском платье, и сражался он на редкость умело. Догадываетесь, кто это был?
Маре опустил голову. Сейчас последует вывод – очень печальный для него.
– Вы начинали службу в кавалерии? – внезапно спросил маршал.
– Да, ваша светлость, – ответил удивленный Маре. – Но это было давно. Я уже и забыл.
– Придется вспомнить. У нас большая убыль офицеров. Командир конно-егерского полка жаловался, что ему некого поставить на эскадрон. Я ответил, что у меня есть на примете один полковник. Он несколько засиделся в штабе, и ему будет полезно поучаствовать в сражениях. Надеюсь, там вы принесете пользы больше, чем на посту начальника разведки.
– А как же посланец? – встрепенулся полковник. – Он ведь жив и опасен.
– Все, что он мог сделать, сделано, – махнул рукой Даву. – Его захват или смерть бесполезны. Будем верить в гений императора и его счастливую звезду. Идите! Приказ возьмете в приемной у адъютанта.
Маре отдал честь, повернулся и вышел. Даву вернулся за стол и некоторое время сидел, погрузившись в размышления. Полковнику он сказал не все. Попытка убить Наполеона привела того в ярость. После сражения у Смоленска маршалы сговорились убедить императора не идти далее вглубь России[118]. Инициатором выступил Даву, другие согласились. В результате попали под разнос. Наполеон напустился на них, обвинив в изнеженности и привычке к роскоши. «Вы забыли, кем начинали?! – кричал император. – Я поднял вас из грязи, дал все, о чем можно мечтать, а вы боитесь прищемить хвост этим трусам, которые бегут, едва завидев наши колонны. У нас нет провианта и фуража?
