— Достаточно хорошо.
— Разумеется. Эти леди так усердно прислуживали вам. Даже более чем усердно. Могу я осведомиться, какова же причина того, что вы посылали за мной?
— Не для того, чтобы купать и кормить меня.
— Ясно, что не для того, — она оглядывала его, все еще скрестив руки на груди. — Знай я, что все то время, которое я провела в беспокойстве, вы прохлаждались в доме удовольствий, лечение потребовалось бы не только вашей руке.
Со смехом он схватил ее за руку и потянул к себе, усаживая рядом на кровать.
— Я прибыл только сегодня утром. А за тобой послал потому, что эти женщины такие нежные и так мягко разговаривают, что о них можно думать только как об ангелах.
Твой острый язычок вновь вернул меня на землю, заставив убедиться, что я все еще среди живых.
— Несомненно, такое заведение — это представление рыцаря о небесах.
Он одарил ее самой обворожительной улыбкой, какую она когда-либо видела.
— Только не мое.
Это настолько взволновало ее, что она позабыла о раздражении. Волна облегчения и удовольствия охватила ее, и она почувствовала себя виноватой за такое холодное приветствие.
— Я рада видеть вас целым и невредимым.
— Не совсем целым.
— Вы сказали — неделя, а потом, когда вы не вернулись…
— Из-за ран пришлось ехать медленнее.
Она осторожно прикоснулась к забинтованной руке, привязанной к боку обрывками одежды.
— Что же случилось?
— Стрела. Кто-то поджидал нас на обратном пути.
— Значит, кто-то знал о вашей поездке? Если это так, для вас небезопасно оставаться здесь. Может быть, лучше вернуться в Дарвентон?
— Мы скоро выясним, в чем дело. Странно, ведь никто в Лондоне ничего не знал. Вполне вероятно, Эдвард замыслил устроить мне ловушку, а может, кто-то другой затеял свою игру. Я задержусь здесь на день-другой, а потом вернусь в город, если ничего не случится. Чьей бы задумкой это ни было, он наверняка получит сообщение о том", что я выжил. И ему хватит времени, чтобы послать стражников и арестовать меня на дороге.
— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
— Чем больше я об этом думаю, тем меньше что-либо понимаю сам. Тот, кто напал на нас, намеревался убить меня. Эдварду я нужен живым. Он хочет знать, что мне известно о наступлении королевы. Думаю, король здесь совершенно ни при чем.
— Саймон?
— Или кто-то другой.
— Сколько их было?
— Я насчитал пятерых, но, чувствую, был и шестой, прятавшийся в кустах.
— Вы ранены, а Ричард цел, — он пропустил фразу мимо ушей. Ричард сражался бы до смерти, защищая хозяина даже от царапины. Она прищурила глаза.
— Вы были одни, когда встретили его, не так ли?
— Не бранись, Мойра. У меня не было выбора. Я отослал Ричарда. Кому-то из нас нужно было попытаться вернуться с посланием и предупредить Томаса Уэйка и тех, кто был с ним, о возможном предательстве.
— И вы только чудом остались живы, не так ли? Вы сознательно отправились в путь один, не зная, чего ожидать. Благородно, глупо, смело. Вы ведь обещали мне…
— Нет, все было не так. Не так, как в Барроуборо, — он нежно тронул ее щеку. — Совсем не так.
Только теперь она осознала, какой опасности он подвергался: один против пятерых! Поистине чудо, что Аддис остался жив.
Тепло его руки ощутила не только щека. Оно успокоило ее, напомнив о том, что она чуть было не потеряла. Однажды она уже оплакивала его. Еще немного — и ей пришлось бы делать это его снова. Возможно, это ожидает ее в будущем… От одной этой мысли в глазах Мойры потемнело; пытаясь скрыть свои чувства, она принялась осматривать руку.
— Ее промыли, зашили?
— Лекарь сделал, что мог. Я совсем не чувствовал руку, думал, что кость перебита, но лекарь сказал, что она цела.
Это он примотал ее к телу — ему показалось, что так будет надежнее.
— Должно быть, хороший лекарь, если смог предвидеть, как поведет себя рыцарь, — она обернулась к согнутому колену. — Еще одна стрела?
— Нет. Всего лишь судорога, такая же, как по дороге из Дарвентона, но, пожалуй, сильнее. Меня порядочно скрутило, хотя такое иногда случалось и раньше. Я не могу распрямить ногу, и так будет еще несколько дней. Теплые примочки помогают.
— Тогда мы согреем ее.
Она протянула руку к сосуду с подогретой водой, достала перевязь и пододвинула стул к левой стороне кровати. Мойра радовалась, что нашла способ помочь ему и занять руки, которые хотели одного — прикоснуться к нему, облегчить страдания, дать ему почувствовать себя в безопасности.
Она потянула простыню, обнажив край его бедра. Впервые она увидела остатки той раны, которая, как ей в свое время казалось, была самой ужасной из тех, что когда-либо доведется увидеть. Как и шрам на лице, такая рана могла бы привести в ужас, если бы она не видела ее тогда, когда та была еще свежей, в нарывах. Теперь злобный блеск рубца уже не смущал ее. Она мягко провела пальцами по шраму.
Ладонь перевязанной руки ухватила ее за запястье, останавливая. Покраснев, она наклонилась и обмакнула компресс в теплую воду.
— Неудивительно, что вы не можете ходить.
— Просто мышцы свело.
Она положила полотенце на бедро, чтобы согреть рану.
— Такая судорога могла бы сломать кость. Так же, как стрела могла перебить руку. Клянусь всеми вашими шрамами, Аддис, вам везет с ранами.
— Это правда, Мойра. До сих пор мне везло.
Она намочила компресс снова. Он наблюдал за ней с серьезным выражением лица, и она улыбнулась, просто наслаждаясь тем, что снова с ним.
— Он уже спал с тобой?
Вопрос застал ее врасплох. Потребовалось время, чтобы она пришла в себя, вспомнив, где и в каком времени находится.
— Вы не имеете права…
— Спал?
— Вы лежите здесь, в борделе. Вас облизывают шлюхи, а вы задаете мне такие вопросы. У вас было много…
Он снова ухватил ее за запястье.
— Спал?
— Нет.
Он отпустил ее.
— Конечно, не оттого, что не хочет тебя. Он полностью воспользовался моим отсутствием?
Такая напористость вывела ее из себя.
— Рийс только навестил меня пару раз. Один раз в день, когда вы уехали, и один раз недавно. Поскольку я была уверена, что вы мертвы, то с радостью отвлеклась от своих горестных мыслей.
Он проглотил ее сарказм. Лоб его пересекла морщина.
— Сколько дней ты его не видела?
— Пять… Шесть… — внезапно до нее дошел смысл его вопроса. — Вы не можете так думать… Нет, Аддис, конечно же, нет!
