– Андрюха, Андрюха, вон же она…
Уже по формулировке вопроса понимаю – мальчики тут не просто покурить собрались. Ждут. Меня ждут.
Настроение паскудное – и это хорошо. В общении с придурками оно обычно бывает очень кстати.
– Костров, какого крестоцветного тебе от меня надо?
– Да так, – Андрюха нехорошо улыбается, скрещивая руки на груди, – где твой парень, красотуля? Тот, про которого ты мне брехала в субботу.
– М-м-м, – скептично окидываю Костра взглядом, – прости, Андрюша, ты не в его вкусе. Но я передам, что ты спрашивал.
Двое подпевал Кострова фыркают, оценив мой подъеб, а сам их недоглаварь багровеет от ярости и надвигается на меня.
– Из-за тебя, сучка, я десять штук проиграл, – шипит Костер на ультразвуке, – из-за того, что ты меня кинула. Отдать не хочешь? Или отработаешь?
– С чего бы? – приподнимаю брови. – Я что, села с тобой рядом, а ты первый взнос по нашей семейной ипотеке решил сделать? А имена нашим детям и собаке ты тоже придумал?
Снова смешки.
Да, ребята, понимаю. У Костра-то с чувством юмора туговато, я понятия не имею, чем он столько девок взял. Возможно – пресловутыми кубиками и пижонской бэхой. С ума можно сойти, какие девочки нынче не очень привередливые.
– Че ты ржешь? – рявкает Костер на одного из приятелей, кажется, его зовут Димон, и от Димона Костров нежданчиком выгребает.
– Потому что смешно, потому и ржу, – обрубает тот, – а ты правда сам виноват, Костер. Сам ставку повысил, сам ва-банк пошел.
Ставка, ва-банк…
Ох, ну класс.
– Мальчики, вы – дебилы, – с чувством выдыхаю я, – ничего оригинальнее, кроме как поспорить на трах со мной вы не смогли придумать?
– А чего оригинальнее, если ты Королева Динамо, а не кто-то другой, – философски замечает Димон.
Ух ты! Возможно, было б даже лестно, если бы это прозвище не махало мне из дебильного, безоблачного и такого тошнотного сейчас прошлого. Все эти тусовки, танцы-шманцы, шуточки с Анькой, игры в подруг…
Все такое фальшивое, что будь у меня волшебный нож – я бы использовала его, чтобы вырезать это дерьмо из памяти.
Ножа нет.
И времени кстати тоже. Пойду я…
– Я с тобой не закончил! – Костров сгребает меня за рукав куртки, и я не узнаю в его лице знакомого мне веселого придурка. На меня смотрит какой-то неприятный, злой мудозвон. И какой-то он… Не просто неприятный…
– Костров, я погляжу, вы сегодня готовы к бою, – холодный голос Ройха обрушивается на плечи всех собравшихся ледяным душем, – похвально. Раз так, я не буду откладывать практикум до конца лекции. Сразу им займемся.
Нельзя сказать, что в глазах Кострова отражается панический ужас, но… Что-то обреченное – определенно. И сожаление – именно его я вижу, когда он разжимает удерживающие меня пальцы.
– Ничего. Я с тобой непременно разберусь, красотка, – шепчет он на пределе слышимости, и это тот случай, когда “красотка” звучит как оскорбление.
– Боюсь, боюсь, – философски роняю я. Правда, провидение тут же решает, что достаточно мне улыбалось и…
Бах…
Ах ты падла…
Сухарик-Сухов, мстительная крыска, который ради похвалы Кострова мать продаст, решает нанести справедливость и пихает меня в плечо. Да так, чтобы у меня с него слетела сумка и…
Ох блин, скоросшиватель! Не простой, а золотой – с лекциями! Умудрился не только раскрыться от удара, но и разомкнуть скобы.
Собирать лекции по листочку со ступенек…
Госпожа Фортуна, куда вы меня сегодня еще не пинали?
Ответ приходит довольно быстро. Когда за плечом покашливает никуда не ушедший Ройх.
Поддых, конечно, меня сегодня не пинали, разве что поддых.
До этого момента!
Удивительно оказывается, как тяжело просто встать и повернуться.
Глаза не поднимаю, разбираю испорченные при падении и чудом выжившие листы.
– Возьми.
В поле моего зрения появляется рука Ройха с зажатыми в ней тетрадными листами. Он собрал все то, что улетело в противоположную от меня сторону.
Забираю листы молча. Если он рассчитывает на благодарность…
Нет, он рассчитывает поймать меня за руку и стиснуть её требовательно.
– Посмотри на меня, девочка.
– Уже не девочка, вашими стараниями, – огрызаюсь я, а он – совершает казавшееся невозможным, сжимает мою руку еще настойчивее.
– Ну же. Я тебя прошу.
– Надо же. Просите, – кривлю губы, но сил сопротивляться уже нет. Встречаю его взгляд. Прямой, горький, усталый.
– Плохо выглядите, профессор, – делаю новый выпад, не дожидаясь его подачи, – а я думала, сегодня выспитесь. Или соседка снизу уже простила вас и скрасила прошедшую ночку?
Ох-х…
Он дергает меня к себе и стискивает в руках с совершенно отчаянным раздражением.
– Котенок, прекрати, – хриплый недовольный голос бежит по моей спине волной горячих мурашек, – я гребаную ночь без сна. Просто прекрати маяться дурью. Мы еще даже ничего не начали.
Кажется, в мой котел в аду ссыпали тысячу голодных бесов. И каждый норовит подпрыгнуть и впиться в мою плоть злыми острыми зубами.
От его близости… Голова кружится. Ноги подкашиваются. И моя душа бьется в агонии.
– Ты себя слышишь, Юл? – выдыхаю шепотом, хотя вчера клялась, что больше никогда не позволю себе никаких «ты» и «коротких обращений», – прекратить маяться дурью мне? И что мы можем начать в таких условиях?
– Что угодно, только без спешки, – кажется, ему плевать, что он стоит на самых верхних ступеньках университета и прижимает меня к себе. И что проходящие мимо студенты на него оборачиваются. И не только они.
– Ты так ничего и не понял, – покачиваю головой и опускаю ладони на черный фетр его пальто. Не чтобы прикоснуться – чтобы надавить. Оттолкнуть.
Ага, Катя, лучше иди со стеной потолкайся. Больше проку будет!
– Чего именно я не понял, по-твоему? – тихо повторяет Ройх, глядя на меня в упор.
И…
Тщетны мои надежды.
Но как заставить себя это озвучивать?
– Мы опаздываем на одну и ту же лекцию. Твою.
– Что именно я не понял?!
Повышает тон. Не желает отступать от темы.
Ну… Раз так…
– Ты думаешь дело в том, что у меня в голове каша, – говорю и смотрю угодно, но не ему в лицо, – ты думаешь, что вся ответственность – только на тебе. И принимаешь решения один. Даже те, которые напрямую касаются меня. В которых я имею право голоса.
