Книга Тирания веры - Ричард Суон

При мысли об этом мое сердце сжалось.

Однако сэр Радомир не разделял усталой смиренности своего господина.

– Кто мог это сделать? – настойчиво спросил он. – Кто обладает столь огромной силой, чтобы натравить демона на человека? Нема, даже чтобы призвать его и просто поговорить!

Вонвальт фыркнул. Вид у него был усталый.

– Кто, кроме Бартоломью Клавера? Вы слышали его безумные речи в храме Савара. Несомненно, за этим стоит он. – Сэр Конрад на миг стиснул зубы. – Как бы сильно мне ни хотелось обратного, я не могу закрыть глаза на правду.

– Нам придется отправиться на юг, – сказала я. Меня переполнили гнев и чувство беспомощности. Казалось, что действовать уже слишком поздно, что мы заточены в Сове, как в темнице, в то время как наши враги и враги Империи становятся все более и более могущественными. – Его нужно остановить.

– О, я согласен, – произнес Вонвальт. – Но это мы и так уже знали.

Последовало долгое молчание. Что мы могли сказать? Способности Вонвальта неизмеримо превосходили наши собственные. Я во второй раз побывала в загробном мире и успела понять лишь одно – это место пугало, путало и сбивало с толку. И пусть сейчас Вонвальт вел себя мужественно, но в миг, когда Муфрааб надвигался на него, он оцепенел от ужаса. Если даже он, лорд-префект, магистр Ордена магистратов, выдающийся защитник закона Империи и, вдобавок ко всему, матерый ветеран Рейхскрига, поддался страху, то на что могли надеяться все остальные?

– Вы не умрете. По крайней мере, так, – упрямо сказал Брессинджер. Он рассеянно почесывал обрубок руки.

Вонвальт печально улыбнулся.

– Я ценю твой настрой, Дубайн, – ответил он. – Но сейчас во всей Империи есть лишь один человек, способный мне помочь – и он мой злейший враг.

* * *

Мы разошлись по своим покоям, надеясь, что у нас получится перед рассветом отдохнуть еще часок. Я задержалась на верхних этажах; по моей коже бегали мурашки, и мне страшно не хотелось оставаться одной. Куда бы я ни пошла, в каждом коридоре, в каждом зале я ожидала в углу увидеть Муфрааба, медленно бредущего ко мне.

К тому же в моей душе поселилась глупая надежда, что близость смерти подтолкнет Вонвальта к безрассудству, и он, несмотря ни на что, пригласит меня в свои покои. Я все еще была уязвлена и сбита с толку тем, что он отверг меня в тот вечер. Мне хотелось получить от него… хоть чего-нибудь, какого-то утешения, подробных объяснений, ободрения – чего угодно. Я надеялась встретиться с ним прежде, чем он вернется в спальню; быть может, ему будет достаточно просто посмотреть на меня. Или случится что-то еще.

Мне все же удалось мельком увидеть Вонвальта в самом конце коридора. Я уже собиралась окликнуть его, когда на моих глазах следом за ним в его покои вошла Правосудие Роза. Ни он, ни она меня не заметили.

Дверь с тихим щелчком закрылась, и я снова осталась в коридоре одна.

Я долго стояла на месте. Затем повернулась, вошла в свою комнату и легла спать.

А за стенами дворца взошло солнце, и Сова пробудилась, чтобы встретить новый день.

XIX

Второе Сословие

«Мудрец стремится угодить своим друзьям; глупец стремится угодить своим врагам; безумец же стремится угодить всем».

ПОГОВОРКА СОВАНСКИХ СЕНАТОРОВ

Вонвальт решил, что необходимо сообщить обо всем Императору, и потому рано утром уехал. Мне он оставил одно-единственное поручение – разыскать в здании Сената Тимотеуса Янсена и уговорить его встретиться с сэром Конрадом прежде, чем мы покинем столицу.

Я решила попросить Брессинджера пойти вместе со мной. Мне казалось, что за последние недели наши отношения изменились, и нам нужно поговорить. Однако я не нашла Дубайна в его комнате; вместо этого, потратив на поиски четверть часа, я наткнулась на него за дворцом префекта, где он упражнялся в фехтовании. Здесь не было персиковых деревьев, как за домом Вонвальта, зато сад окружали высокие стены; к тому же он располагался на Вершине Префектов, которая, будучи верна своему названию, представляла собой большой холм, из-за чего в сад можно было заглянуть лишь из окон самых высоких соседних зданий. Воспользовавшись относительным уединением, Брессинджер разделся до пояса и отрабатывал удары своим грозодским мечом.

Кажется, я уже писала, что Дубайн был красив, причем не только лицом. Годы тяжелой жизни и ежедневных упражнений превратили его тело в скульптурное изваяние, которое, будь оно высечено в мраморе, можно было бы водрузить на постамент посреди какой-нибудь из столичных площадей. Подходя к Брессинджеру, я любовалась его мускулистым торсом, так блестевшим от пота в лучах утреннего солнца, что он походил на умасленного гимнаста, стоящего на песке Сованской Арены.

Увы, с этой впечатляющей картины мой взгляд почти сразу перескочил на культю левой руки – сморщенный бледный обрубок длиной не более ладони. Глядя на то, как Дубайн рубит невидимых врагов, можно было подумать, что утрата конечности ничуть не повлияла на его боевое мастерство, хотя сам Брессинджер порой долго и нудно разглагольствовал о том, как ему трудно привыкнуть к новой точке равновесия. Мне же думалось, что увечье причинило ему много боли, как физической, так и душевной. Помимо того что обрубок чесался, болел и часто воспалялся, стоит помнить, что самооценка Брессинджера напрямую зависела от того, насколько он был полезен Вонвальту. То, что он потерял руку и сразу после этого в свиту Вонвальта пригласили сэра Радомира, сильно его задело.

– Хелена, – сказал он, не обернувшись. Я не шумела, приближаясь к нему, и трава скрадывала звук моих шагов.

– Дубайн, – ответила я.

Брессинджер остановился и повернулся ко мне лицом, глубоко дыша. Он кивком указал на ближайшую клумбу, и я увидела сваленные на нее два сованских коротких меча и пару щитов соле.

– Ты кого-то ждешь? – спросила я.

– Я позвал одного из садовников потренироваться. Он когда-то служил, недолго. – Брессинджер пожал плечами. – Дрался он недурно. Впрочем, в бою на коротких мечах меня нетрудно одолеть.

Он вложил свой грозодский меч в ножны, после чего подобрал с травы затупленные тренировочные клинки, не тронув при этом щиты. Держа оба меча в одной руке, он протянул их мне, и я взяла один.

– Быть может, и я смогу тебя одолеть? – ехидно спросила я.

– Не побоюсь сказать, что когда-нибудь сможешь, – проворчал он. – У тебя уже получается лучше, чем ты думаешь. Сэр Радомир – хороший учитель. – Он выставил перед собой короткий меч и