хлеб. Об этом я позабочусь как в своей земной жизни, так и за её пределами. Но теперь я хочу сказать вам ещё кое-что. Этот ребёнок не создан для жизни на чужбине, какими бы хорошими ни были там условия, – в этом мы уже убедились. Но девочка обзавелась друзьями. Одного такого я знаю, он ещё во Франкфурте, доделывает свои последние дела. Это мой друг, доктор, который ещё этой осенью приедет сюда и, воспользовавшись вашим советом, хочет обосноваться в этих местах, потому что в вашем обществе и в обществе этого ребёнка ему было так хорошо, как нигде в другом месте. Вы видите, что Хайди впредь будет иметь вблизи себя двух заступников. Дай Бог, чтобы оба они оставались при ней как можно дольше!
– Дай Бог, дай Бог! – вставила бабуня и, подтверждая желание своего сына, долго трясла руку Дяди со всей искренностью.
Затем она обняла за шею Хайди, стоящую рядом с ней, и привлекла к себе.
– А ты, моя милая Хайди, тебя-то тоже следовало бы спросить. Скажи-ка мне: а нет ли у тебя какого-то желания, которое тебе хотелось бы видеть исполненным?
– Ещё бы, конечно же есть, – ответила Хайди и радостно взглянула на бабуню снизу вверх.
– Так, и это правильно, давай-ка говори, – подбодрила она. – Чего бы тебе хотелось, дитя моё?
– Я хотела бы получить мою постель из Франкфурта, с тремя высокими подушками и тёплым одеялом, тогда бабушке больше не пришлось бы лежать головой под гору, ей трудно так дышать, а под одеялом ей будет тепло, и ей не придётся кутаться в шаль, ложась в постель, а без шали она ужасно мёрзнет.
Хайди выговорила всё это одним залпом, радуясь, что добралась до своей заветной цели.
– Ах, моя милая Хайди, что ты говоришь! – разволновалась бабуня. – Как хорошо, что ты мне напомнила. На радостях-то легко забываешь то, о чём следовало бы помнить в первую очередь. Когда Господь Бог посылает нам что-то хорошее, мы должны бы первым делом подумать о тех, кто столь многого лишён! Сейчас же пошлю телеграмму во Франкфурт! Прямо сегодня же Роттенмайер упакует постель, через два дня она уже будет здесь. Будет на то Божья воля – бабушке мягко будет спать!
Хайди ликовала, прыгая вокруг бабуни. Но вдруг она остановилась и торопливо протараторила:
– Мне сейчас же надо быстро сбегать к бабушке, она всегда боится, если меня долго нет.
Хайди не терпелось принести бабушке радостную весть, ведь она помнила, какие страхи терзали бабушку, когда Хайди была у неё в последний раз.
– Нет-нет, Хайди, что это ты говоришь? Когда принимают гостей, то не убегают ни с того ни с сего по другим делам, – строго напомнил дедушка.
Но бабуня поддержала Хайди.
– Мой дорогой Дядя, ребёнок не так уж и неправ, – сказала она. – Бедная бабушка и без того давно уже отодвинута на задний план, и всё из-за меня. Давайте-ка мы все отправимся туда, к тому же я думаю, что моя лошадь ждёт меня именно там, оттуда мы и продолжим наш путь, и внизу, в Деревушке, сразу же будет отправлена телеграмма во Франкфурт. Сын, что ты на это скажешь?
У господина Сеземана до сих пор не было минутки для того, чтобы поговорить о планах своей поездки. Поэтому ему пришлось попросить мать не тотчас же приступать к тому, что она задумала, а ещё немного посидеть, пока он не выскажется о своих намерениях.
А намерения у господина Сеземана были такие: совершить с матерью небольшое путешествие по Швейцарии, а вначале посмотреть, в состоянии ли будет Клерхен выдержать это путешествие вместе с ними. Но теперь дела складываются так, что он видит перед собой перспективу самого приятного путешествия в обществе своей дочери и хотел бы прямо сейчас воспользоваться чудесными днями позднего лета. Он предполагал провести ночь в Деревушке, а на следующее утро забрать Клару на альме, чтобы поехать с ней к бабуне в Бад-Рагац, а оттуда продолжить путешествие уже втроём.
Клара была немного смущена известием о внезапном отъезде с Альп, но наряду с этим было так много радости, а кроме того, совершенно не было времени предаваться сожалениям.
Бабуня уже встала и взяла Хайди за руку, чтобы возглавить шествие. Но тут вдруг обернулась:
– А что же нам сейчас делать с Клерхен? – испуганно воскликнула она, спохватившись, что такая далёкая прогулка будет для неё чересчур тяжела.
Но Дядя уже привычным образом взял на руки свою подопечную дочку и твёрдым шагом направился вслед за бабуней, которая теперь с удовлетворением кивнула ему. Последним шёл господин Сеземан, и так вся цепочка потянулась вниз под гору.
Хайди, шагая за руку с бабуней, то и дело подпрыгивала от радости, а бабуня расспрашивала её о бабушке; ей всё хотелось знать: как та живёт и как справляется с трудностями, особенно зимой, когда в горах очень холодно.
Хайди обо всём рассказывала подробно, она-то в точности знала, как тут идут дела и как бабушка сидит, скрючившись в своём закутке, и дрожит от холода. Она также хорошо знала, что бабушка получает на обед, и знала, чего она не получает.
До самой хижины бабуня с живейшим участием слушала Хайди.
Бригитта в это время как раз вывешивала на солнце сменную рубашку Петера, чтобы ему было во что переодеться, когда он заносит первую. Завидев процессию, она ринулась в домик.
– Как раз сейчас все уходят, мать, – оповестила она слепую. – Идут все гуськом. Дядя их провожает, больную на руках несёт.
– Ах, неужели всё-таки увозят? – вздохнула бабушка. – Ты точно видела, они взяли её с собой? Ах, пустили бы её ко мне хоть попрощаться! Хоть бы напоследок мне услышать её! Хоть руку пожать.
Тут дверь рывком распахнулась, и Хайди в несколько прыжков вбежала в уголок бабушки и обняла её:
– Бабушка! Бабушка! Мою постель пришлют из Франкфурта, и все три подушки, и тёплое одеяло. Через два дня всё это будет уже здесь, так сказала бабуня.
Хайди выпалила своё сообщение на одном дыхании – так ей не терпелось увидеть, как бабушка обрадуется. Та улыбнулась, но немного печально сказала:
– Ах, какая это, должно быть, добрая женщина! Мне бы следовало радоваться, что она забирает тебя к себе, Хайди, но я этого не переживу.
– Что? Что? Кто это сказал такое нашей доброй старой бабушке? – спросил чей-то незнакомый приветливый голос, и тут же кто-то взял старушку за руку и сердечно её пожал: вслед за Хайди в дом подоспела бабуня и всё услышала. – Нет-нет, об этом не может быть и речи! Хайди остаётся при бабушке и будет продолжать её радовать. Мы тоже будем без Хайди скучать, но сами будем приезжать. Каждый год будем подниматься на альм, потому что у нас есть причина на этом месте ежегодно благодарить Господа Бога за то, что Он совершил чудо с нашим ребёнком.
Тут лицо бабушки озарилось истинной радостью, и с безмолвной благодарностью она пожимала и пожимала руку доброй госпожи Сеземан, в то время как по её старым щекам скатывались крупные слёзы. Хайди увидела сияние радости на лице бабушки и была счастлива.
– Правда же, бабушка, – сказала она, ластясь к ней, – всё так и случилось,
