– Здравствуйте, господин Будищев, – хмуро поприветствовал он явившегося к новому месту службы подпоручика.
– Здравия желаю, – кивнул явившийся во всем блеске мундира и наград моряк и машинально протянул руку.
Возникла неловкая пауза. Все дело было в том, что рукопожатие среди русских офицеров было чем-то вроде знака корпоративной солидарности. То есть пажи[55] подавали руку только пажам. Офицеры Генерального штаба генштабистам, а моряки морякам. Жандармы, не входившие ни в одну из этих категорий, обычно подобной чести не удостаивались. Впрочем, Кох быстро справился с удивлением и энергично пожал поданную ему руку. После этого капитан приказал личному составу построиться и представил им нового офицера.
Дмитрий неторопливо прошелся вдоль строя, понемногу офигевая от увиденного, после чего обернулся к начальнику и не без иронии в голосе заметил:
– Очень хорошо, что вы заботитесь о ветеранах, но где же настоящие сотрудники?
– А вот это они и есть, – закаменел капитан, как будто ему наступили на больную мозоль.
– Да ладно! – недоверчиво хмыкнул Будищев, но посмотрев на своего нового руководителя, вдруг понял, что он не шутит.
В штате непосредственной охраны императора числилось сорок стражников. Но мало того, что эти вакансии никогда не бывали заполнены до конца, добрая половина стоящих в строю, прости господи, бодигардов была, скажем так, весьма преклонного возраста!
Обильно украшенные сединой и медалями за беспорочную службу служаки смотрели на только что прибывшего офицера, как породистые сенбернары взирают на случайно забежавшую в их двор дворнягу. Дескать, мы тут и не таких видали!
– Карл Иванович, – лучезарно улыбнулся Дмитрий, – а самовар у вас есть?
– Есть… кажется, – смешался капитан.
– Так велите его раскочегарить, и пока будем пить чай, вы мне расскажете, как тут все устроено.
Рассказ начальника охраны не занял много времени, но его новоиспеченный помощник успел понять, что на этот раз он действительно влип, причем по-крупному. Сказать, что охрана первого лица государства была небрежной, значило бы сделать ей совершенно незаслуженный комплимент. Во-первых, ее было мало. Во-вторых, те, что есть, никуда не годились. Лучшим применением для шестнадцати стражников из тридцати двух имеющихся в наличии было бы отправить оных на пенсию, поскольку даже передвигались эти свидетели «времен Очакова и покоренья Крыма» с большим трудом. Остальные… скажем так, могли бы заслонять собой охраняемого от неприятельского огня, благо имели для этого представительный вид и гвардейскую стать.
– Неужели нельзя набрать других? – поинтересовался Будищев, шумно отхлебнув чай.
– А этих куда девать? – почти простонал Кох. – Сказано, ходить могут, вот пусть и служат! Да и не идет к нам никто…
– А сколько жалованья полагается нашим стражникам?
– Тридцать шесть рублей.
– Э… хоть не в год?
– Слава богу, нет. В месяц, конечно.
– Щедро!
– Вот и я об этом.
– А как насчет срочников?
– В каком смысле? – не понял незнакомого слова капитан.
– Я имею в виду, – чертыхнулся про себя подпоручик, – людей, находящихся на действительной военной службе. Казаков, к примеру. Ребята они шустрые, как детский… крик. Ловкие, с оружием, опять же, с детства.
– Были у нас казаки. Восемнадцать конвойцев с унтером, – в голосе Коха появилась не слишком свойственная педантичному немцу теплота. – Золотые люди… Я бы любого из них на десяток своих стражников не променял!
– И куда делись?
– По приказу генерала Черевина[56] им пришлось вернуться в эскадрон.
– Лорис-Меликову доложили?
– И слушать не стал. Ты, говорит, служи, да не требуй сего паче того, что положено, и не суйся, куда не просят.
– А куда совались? – прищурился Дмитрий.
– Да так, – сразу замкнулся в себе начальник охраны, давая понять, что это воспоминание ему неприятно.
– И все-таки, – не стал отступать его новый заместитель. – Поделитесь с младшим товарищем, а то наступлю ненароком на те же грабли.
– Недели за две до покушения, – со вздохом поведал не выдержавший напора капитан, – пришла ко мне одна дама.
– Молодая-красивая-незамужняя?
– Если бы, – впервые за их встречу скупо улыбнулся Кох. – Нет, вдова коллежского асессора и, что называется, в годах. Однако характера довольно живого. Так вот, в связи с нехваткой средств, оная вдова занималась сдачей части своей квартиры студентам. Молодые люди по прошествии некоторого времени совершенно привыкли к ней и, нисколько не стесняясь ее присутствием, вели разговоры антиправительственного характера. Однажды они заговорили даже о возможности покушения и стали обсуждать детали.
– О как!
– Именно так.
– И что же вы сделали?
– Отправился к министру.
– А он?
– Отправил меня к Федорову[57].
– А тот?
– Передал дело Фурсову[58].
– И что же сделал последний?
– Ничего. Да мне еще посоветовали не горячиться и служить потихоньку, без суеты.
– В смысле не лезть не в свое дело?
– Можно сказать и так.
– Красиво! Но позвольте вопрос, Карл Иванович. Если вам не дают выполнять свои обязанности, то почему бы не обратиться напрямую к царю?
– Каким образом? – едва не выронил чашку Кох.
– Самым непосредственным. Вы ведь каждый день встречаетесь с государем, и, насколько я понял, он к вам хорошо относится?
– Отвлечь его величество от государственных дел? – с неподдельным изумлением воскликнул капитан. – Минуя начальство и установленный порядок?!
– Именно.
– С такими мелочами?!
– С каких это пор безопасность государя императора стала мелочью? – мгновенно посерьезнел Будищев.
– Я с вами вполне согласен, но разве можно… да они все начнут вставлять палки в колеса, а если что-то не дай бог случится, то именно я стану…
