Двадцать один
Элиас2 декабря 1821
Дорогая Джозефина!
Напишите эти слова на клочке бумаги и положите в карман. Повторяйте их про себя, когда почувствуете уныние, и, пожалуйста, не забывайте обо мне. Помните, что я обожаю Ваши забавные выражения, как Вы хмурите брови, когда смеетесь и улыбаетесь, когда Вам что-то не нравится. Я люблю, когда Вы подшучиваете надо мной и хихикаете – звук, который Вы издаете, когда счастливы без особой причины. Мне нравится, что Вы отстаиваете свое мнение, даже когда знаете, что оно ошибочно.
Я люблю каждую деталь в Вас.
Наши души принадлежат друг другу. Возможно, в начале времени, когда Бог соединял свои творения по двое, он поставил нас рядом друг с другом. Мне хочется думать, что мы были предназначены для чего-то большего, чем разлука, что была допущена ошибка. Однако я не верю, что Бог совершает ошибки, а это значит, что Он предназначил нам жить порознь. Я не теряю надежды на то, что мы будем вместе, но я нахожусь на перепутье и должен решить, какой путь выбрать.
Сегодня утром прибыла карета. Пока Лорелай прощалась с моими слугами, ее кучер вытаскивал чемоданы из дома. Она поблагодарила меня за гостеприимство, затем направилась к карете с опущенной головой, закрывая чепцом от посторонних глаз свое разочарование.
Я стоял на ступеньке со скрещенными за спиной руками, ничуть не лучше лорда Роха, когда он отослал меня из своего дома. Воистину, я превратился в своего отца.
Лорелай обернулась, когда подошла к карете. Она посмотрела на меня со слезами на глазах и бросилась назад, ее туфли хрустели по гравию, пока мы не оказались лицом к лицу.
Подняв подбородок, Лорелай сказала мне, что хочет сохранить то немногое, что осталось от ее самоуважения, но я чувствовал, что она говорит то, что не собиралась говорить. Она сказала, что я был жалким – считал себя недостойным привязанности, отсюда и моя привязанность к той, кого я не мог найти. Она утверждала, что я доказал свою любовь к ней нашей дружбой, которую она не считает платонической или временной. Затем она призналась в отсутствии интереса к мистеру О’Коннору.
Я открыл было рот, но Лорелай заставила меня замолчать. Она повторила то, что я сказал на балу, и сказала, что я оскорбил ее, предположив, что знаю, что будет лучше для нее. Она сказала: «Как ты смеешь навязывать мне предвзятые мнения. Я знаю себя. Я сама решаю, что приносит мне счастье. И несмотря на твое невежество и пренебрежение, я уверена в своей любви к тебе».
Она призналась, что любила меня с момента нашего прибытия в Кадвалладер. Тем не менее она отказалась ждать еще один день, поскольку я доказал свою неспособность воспринимать ее не более чем как друга. Она поклялась не питать ко мне преданности и не оставаться там, где ей не рады.
Ее заявление и, откровенно говоря, ее оскорбления лишили меня дара речи. Я закрыл рот. Я смотрел на ее лицо, отмечая, как вы похожи, но не чертами, а скорее той твердостью, которая в них читалась. Она понимала, как я устроен, видела меня насквозь, все во мне.