казалось бы, ощутил тоску по старому другу и вновь приблизил Павла. Теперь все было как прежде. Каждый вечер они ужинали вместе, и серебряный огонь в глазах друга стихал. Павел видел перед собой того Петра, которого знал и любил. Вот они здесь, вдвоем, на заре новой эры. Павлу казалось, что Петр-проповедник и Петр-друг – два разных человека. Но совместные вечера заканчивались, и благодушный Петр-друг, любимый наставник, исчезал, являя миру гонителя, священного воина, непримиримого борца с тьмой. Павел не знал, как ужиться со вторым, и тосковал по первому. И за переживаниями совсем упустил момент, когда Петр излечился от припадков и страха. Теперь в нем жили лишь гнев и ненависть к врагу.
А на исходе тысяча девятьсот тридцатого года от возведения Первого Колизея наставник и друг водрузил себе на голову корону с теми прозрачными сияющими камнями, которые прежде вызывали в нем лишь ужас, и провозгласил себя первым и истинным Великим Папой Петром.
Павел всю церемонию провел парализованный страхом и предчувствием беды. Его никто не поставил в известность, и теперь с постамента, на котором в Великом Храме стоял Петр, зловеще сияли прозрачные камни. И с каждым полупоклоном, который благосклонно дарил Петр своим подданным, у Павла волосы на загривке вставали дыбом. Он ощущал беду всем телом и в недоумении оглядывался.
Неужто никто не чувствует?
9
1931–1933 годы от возведения Первого Колизея
Павел оказался прав. Сразу после коронации Петра из Столицы пришла депеша от диктатора. В ней очень четко, но без лишних угроз говорилось о том, что у Империи только один правитель. И лишь на его голове может быть венец. Все остальное есть государственная измена.
Петр разорвал депешу на клочки, победоносно улыбаясь. И буквально откуда ни возьмись к региону Геры начали прибывать воины на помощь Петру. Он провозгласил их Воинством Божьим, ответом на молитвы прихожан.
Воины были странными – с бесстрастными, ничего не выражающими лицами, – немногословными и подчинялись Петру во всем. Он назвал их крестоносцами, воинами Бога.
Крестоносцы возвели вокруг региона высокие каменные стены, трудясь день и ночь без устали, почти без еды и сна. Теперь словно новый Колизей взял в кольцо регион Геры, и Петр назвал это городскими стенами, а под конец года осмелел настолько, что убедил прихожан отказать Столице в податях. Павел беспокоился, что армия Империи может взять регион Геры в осаду и уничтожить их за непослушание. Одно дело – проповедовать новую религию, и совсем другое – покушаться на власть диктатора и бросать ему вызов.
Но Петр был непреклонен, каждый день выкрикивая с постамента в Великом Храме, что диктатор и жрецы продались тьме и их не ждет ничего, кроме ярости Божьей.
И когда высокие неприступные стены были возведены вокруг региона Геры, Петр доказал, что его слова не были пустым звуком. Крестоносцы стройными рядами двинулись на Храм Жрецов, чтобы покарать отступников.
Это положило начало полноценной войне. Через два года боев, которые почти не прекращались, при помощи Инквизиции, работавшей скрытно и хитро, диктатора убили, Сенат захватили, а Храм Жрецов превратили в руины, среди которых возвышался лишь остов Первого Колизея, который никто не мог разрушить.
Столица сместилась в регион Геры. Петр говорил, что это на время, пока не будет наведен порядок, достойный нового правителя. И ряды крестоносцев должны были вот-вот выдвинуться в прежнюю Столицу, чтобы построить резиденцию Папы, как Петру снова пришла депеша.
Павел был рядом, когда гонец доставил бумагу. Петр благосклонно принял посыльного, полагая, что это письмо от старейшин одного из регионов – они в последнее время получали много таких: каждый хотел присоединиться к Папе. Но, развернув свиток, Петр бросил лишь взгляд – и, выронив бумагу из разом ослабевших пальцев, начал оседать на каменные ступени. Павел едва успел подхватить его. Петр затрясся, как с ним бывало раньше, и Павел сделал знак двум слугам перехватить наставника и уложить на диван с мягкими подушками.
Он подобрал свиток, испугавшись, что там что-то ужасное, но там было всего одно предложение.
«Теперь-то я приду за тобой», – гласил летящий изящный почерк, и Павел увидел герб семьи Медичи на бумаге. Письмо было от женщины, которую Петр ненавидел и в глубине души боялся.
Павел не мог взять в толк, почему одна женщина наводила на его друга страху больше, чем бывший диктатор и Сенат Империи. Они победили, этот мир принадлежал им и Верховному. На их стороне Инквизиция и крестоносцы. И, хотя Павел не всегда одобрял методы, которыми Петр удерживал власть, он сомневался, что одна женщина, пусть меценат и очень влиятельная, сможет действительно причинить вред Великому Папе.
Именно это Павел и собирался сказать другу. Все будет хорошо. Они уже победили.
10
1934 год от возведения Первого Колизея
Вражеские войска подошли к стенам региона Геры в первый день нового года. Павел проснулся от звука тревожного гонга, наскоро оделся и поспешил наружу. В его голове мешались мысли. Кто мог атаковать их? Ведь это невозможно. Разве что Сенат предал… Но не может же этого быть!
На оборонительные стены его не пропустили. Там уже стройными рядами работали крестоносцы, как всегда бесстрастно и без лишних эмоций готовя орудия. Павел ни разу не видел их в бою и подивился, как слаженно, будто единый организм, действуют эти воины.
– Кто напал на нас?! – закричал Павел, пытаясь быть услышанным сквозь звон стали и прочий оружейный шум. – Где отец Петр?
Один из крестоносцев преградил ему дорогу прямо у подножия ступеней, ведущих на оборонительную стену. Павел не мог припомнить его имени, все они были для него на одно лицо и немного пугали, а потому он всегда старался держаться от них подальше.
– Где отец Петр? – повторил Павел вопрос.
– Великий Папа Петр, – холодно поправил его мужчина, смотря строго перед собой, словно сквозь Павла.
– Хорошо, Великий Папа Петр, – послушно повторил тот. – Так где же он?
Крестоносец помедлил с ответом – может быть, раздумывал, можно ли разглашать эту информацию, но по его лицу ничего нельзя было понять. Наконец он так же ровно ответил:
– В темницах.
Павел сорвался с места и побежал. Неужто Петр, узнав о нападении, отправился к пленным? А зачем? Почему не созвал паству на собрание, ничего не объявил? Город просыпался, пока Павел бежал по мощеным улицам. Из домов высыпали испуганные жители, некоторые прямиком в исподнем. Женщины с непокрытыми головами и детьми на руках.
