30 июня немцам удалось создать еще один котел, на сей раз замкнув кольцо окружения в районе железнодорожного узла Ртищево, куда с севера подошли танки Гудериана, а с юга – пехота и танки фон Клейста.
Впрочем, кольцо это для советских войск, как и раньше, не было настолько уж непроницаемым, чтобы его при желании нельзя было бы разорвать и выйти к своим. Поэтому фильтрация шла непрерывно: и в одиночку, и целыми подразделениями окруженные бойцы Красной Армии выбирались из зоны котла.
Бронепоезд «Упорный толстопятый» показался на переезде, как раз когда группа из нескольких немецких танков и бронетранспортеров остановилась от него неподалеку, чтобы прервать по этой линии всякое движение. Появление отходящих в сторону Сызрани эшелонов ими ожидалось, поэтому танковые башни были повернуты в направлении железнодорожного полотна, а все экипажи находились в машинах.
Услышав шум приближающегося состава, немцы подумали было, что это гражданский эшелон, и вполне обоснованно посчитали, что тут же его и остановят. Каково же было их изумление, когда из-за поворота на полном ходу появился громадный бронепоезд, который тут же открыл по ним огонь!
Ефрейтор Гельмут Ханке позднее написал об этом бое так: «Громада большевистского бронепоезда появилась перед нами совсем неожиданно. Никто даже не по-дозревал, что на этом направлении у русских вдруг окажется бронепоезд. Наши танкисты, высунувшись из люков своих машин, ожидали, что это подходит какой-то состав и мы его сейчас преспокойно захватим, как вдруг перед ними возникло это чудовище зелено-желто-коричневого цвета с кроваво-красной надписью по бортам броневагонов. Наш переводчик позднее сказал, что это название можно было перевести как «упорный человек с очень толстыми пятками», что было даже забавно, не будь его сейчас перед нами. Команда бронепоезда тут же открыла огонь по нашим танкам из всех его четырех башенных орудий и двух зенитных автоматов, выпускавших сотни пуль в минуту. Сразу все смешалось: разрывы русских снарядов, наша ответная стрельба, пулеметные очереди с наших танков и бронетранспортеров и русского бронепоезда. Потом уже выяснилось, что у русских не было специальных бронебойных снарядов и они стреляли обыкновенной шрапнелью, поставленной на удар. Броню наших танков такие снаряды пробить не могли, но на столь близком расстоянии удары этих снарядов были очень чувствительны, и многие наши танкисты сразу же были контужены. Неожиданно для всех нас на передней и задней платформах бронепоезда вдруг вспыхнули столбы пламени, и два прямо-таки чудовищных ракетных снаряда поднялись с них почти отвесно вверх и упали в наше расположение. Два взрыва, последовавшие практически одновременно один за другим, были неимоверной силы, так что практически все, кто находился поблизости, сразу оглохли и были сбиты на землю ударной волной. По счастью, в наши танки они не попали, но один из них, начавший в это время движение, угодил в воронку от разрыва и перевернулся.
Воспользовавшись тем, что вражеский бронепоезд замедлил свой ход, наши танкисты открыли по нему бешеную стрельбу, но наши снаряды оставляли на нем лишь только небольшие углубления, а другие просто застревали в его броне, не проникая далеко внутрь. К сожалению, у нас были короткие пушки-«окурки» старого образца и не было ни одного танка с длинноствольной новой пушкой, поэтому нашей части тут же пришлось отходить. Причем нанесенные нам потери оказались очень велики, как в живой силе, так и в технике: команде бронепоезда удалось подбить у нас два бронетранспортера и вывести из строя целых пять танков, у которых были разбиты гусеницы, повреждены орудия, смотровые приборы и прицелы. Кроме того, бронепоезд все это время продолжал обстреливать нас своими чудовищными ракетами, одна из которых все-таки попала в наш танк. На этом месте мы нашли только его вдавленное в землю днище и борта с разваленными в обе стороны гусеницами. По счастью, для нас это было не очень меткое оружие, и тем не менее его боевая мощь не может не привести в ужас!»
Пробив коридор в окружении, «Упорный толстопятый» на одном из полустанков тотчас перешел на второй путь и передал в Пензу, что дорога на Сызрань открыта. Остававшиеся еще эшелоны были тут же переведены на соответствующие пути и полным ходом один за другим двинулись на восток. Час спустя, проходя мимо сражавшегося за них бронепоезда, многие из тех, кому довелось увидеть, как он уходил в бой, могли вновь попрощаться со своим спасителем. Весь в выбоинах от разрывов немецких снарядов, с оторванными стволами пулеметов, торчавших из обожженных амбразур, грязный и закопченный, он выглядел как мрачная, но неприступная крепость. С бронепоезда в последний эшелон передали раненых, после чего его тут же отозвали обратно, поскольку немцы сумели прорваться к городским окраинам с западного направления.
Засевшие там ополченцы начали уже отходить, когда со стороны города по железной дороге, ведущей на Москву, показался «Упорный толстопятый», весь окруженный паром и дымом. Тотчас же с концевых площадок в наступающую немецкую пехоту полетели тяжелые реактивные мины, а его башенные орудия накрыли ее частыми разрывами шрапнели. 76-мм пушки Обуховского завода подходили для этой цели как нельзя лучше, и уже скоро немецкие пехотинцы повсеместно начали отходить. Но в то же время расстрелявший весь боекомплект бронепоезд также отправился в депо для его пополнения. Вот тут-то на него и налетели вызванные немецкой пехотой знаменитые «штуки» и, громко завывая сиренами и строча по бронепоезду из пулеметов, принялись его атаковать. По всей линии тотчас же был отдан приказ: пропустить идущий на всей скорости бронепоезд до станции, где его смогла бы прикрыть огнем зенитная артиллерия. И началась смертельная гонка на выживание. Самолеты пикировали сверху один за другим, однако из-за лесных посадок по обеим сторонам полотна им было неудобно заходить в атаку перпендикулярно движению бронепоезда, и они сбрасывали на него бомбы, пролетая над ним. В ответ по ним ударили 40-мм зенитные «пом-помы» и счетверенный «максим» с тендера паровоза. «Тук-тук-тук!» – снаряд за снарядом выпускали зенитные автоматы, трассирующие пули зенитного пулемета целыми стаями уходили в синее небо, однако попаданий в самолеты пока еще не было.
– Запускайте паты! – крикнул командир бронепоезда начальнику ПВО, и тот, глядя на схему, висевшую на стене боевой рубки, начал нажимать кнопки запуска реактивных снарядов «парашют и трос».
Немецкие пилоты так и не поняли, что это за новый вид оружия использует против них команда уходящего бронепоезда, как не увидели в воздухе и тонких металлических тросов, спускающихся вниз на парашютах вдоль всего железнодорожного полотна. Зато многие увидели, как от винта пикирующей на русских «штуки» вдруг почему-то полетели обломки, а сама она, так и не выйдя из пике, ударилась о рельсы прямо позади последней контрольной площадки и тут же взорвалась страшным облаком дыма и огня. Затем из пике не вышел другой самолет и тоже взорвался, ударившись о расстилавшийся под ним лес. Затем огненные трассы с бронепоезда уперлись в третий самолет. Он задымил, пошел на снижение и тоже взорвался, угодив в деревянную русскую избу. Четвертому самолету снаряд из «пом-пома» оторвал консоль крыла, и тот едва не свалился в штопор, что на столь малой высоте было бы равносильно смертному приговору. Хорошо, что их пилот успел все же выправиться, однако ни о каком продолжении атаки нельзя уже было и думать. Немецкие самолеты повернули назад, и тут уже на подходе к родному аэродрому их перехватили непонятно откуда взявшиеся самолеты с красными звездами на крыльях и фюзеляже, которые почему-то были вписаны в белые круги. Пилоты русских самолетов атаковали со снижением и, ведя шквальный огонь из пушек и пулеметов, сбили все возвращавшиеся «штуки», кроме одной, и тут же улетели, сбросив на поле немецкого аэродрома пустые подвесные баки для топлива.
