типа, сумевшего пробить их адресок. Детали я не выспрашивал: чем меньше знаю, тем будет лучше, если снова возьмут. Но я почти уверен, Люка нам слил продажный обмудок из управления. И взял за это еще меньше, чем я отслюнявил Энтони.
Вот такие они, люди. За деньги мы все идем на отчаянные поступки.
– Пекарню нашел? – спрашиваю, и Энтони кивает.
Ебаться в рот.
Он отыскал сраную пекарню.
– Я сам сходил и все проверил, – усмехается Энтони. – Ты, кстати, прав, пекарня – заебок.
У меня кишки завязываются узлом. Что этот мудак сказал о Слоун – заебок? Кем он себя возомнил?!
– А че, кстати, особенного в этой пекарне? – спрашивает он, разваливаясь в кресле. Хочет знать, с какой радости я отвалил ему десять тонн и обещал пятерку сверху, если он надыбает мне видео, пруфы того, что Слоун и правда кантуется по названному адресу.
– Эта пекарня такая одна, Энтони, единственная в своем роде, – говорю, доставая комп из рюкзака. Энтони расписал в инструкциях, как получить запись с камер наблюдения; видео он загрузит на сервер. А еще в сумке лежит Wi-Fi-роутер, зарегистрированный на его имя. Мне потом хер что пришьешь.
– Капкейки в пекарне прихватил? – спрашиваю я. Капкейки – это видео с камер. Обсуждая выпечку, мы с Энтони напоминаем двух долбоебов, поэтому я и перехожу с ним на этот шифр. В прошлый раз мы терли за сериалы.
Энтони снова усмехается.
– Да, все в сумке, – говорит он, доставая из рюкзака еще больше бумажек. Разворачивает листок и показывает на адрес электронной почты и пароль. По нему я и найду все нужные мне видосы.
Пульс начинает зашкаливать, сердце скачет как в мошпите[15].
Пора Энтони валить, потому что я хочу посмотреть видосы. Мне надо увидеть Слоун. Последний раз я видел ее три месяца назад. Сука, не ебаться хочу – хочу видеть.
Сходив в прихожую за деньгами, бросаю их на стол и указываю Энтони на дверь, типа сегодня твои услуги больше не нужны. Энтони прячет конверт в карман.
– Еще что-нибудь надо? Могу заскочить завтра.
Я качаю головой.
– Не, я дам знать, когда у меня торт закончится.
Он ухмыляется и идет к двери.
Я тем временем включаю роутер и ввожу пароль от учетки. В имейле сообщение и ссылка, которая ведет в папку в облаке «Дропбокс». Еще там говорится:
Вчера записал часов восемь и обрезал так, чтобы было видно только этих двоих. Пару минут – на то, как какой-то чел приходит и уходит. Примерно в середине есть момент, как девка выносит мусор. В конце – они с парнем вдвоем. На этой неделе запишу еще. Если хочешь, можем вывести изображение в прямом эфире на этот же комп. Всего за пару секунд. Только скажи.
Прежде чем скачать запись, я отвечаю:
Да, бля, хочу прямой эфир, епта. Хули ты мне сразу про него не сказал?
Отправляю письмо и загружаю видос. На скачивание, сука, уходит почти пять минут. Зато когда все готово, я встаю и иду запирать дверь. На хуй надо, чтобы кто-то меня отвлек.
Потом наливаю себе выпить, а то во рту пересохло. От одной мысли, что я наконец, спустя три месяца, увижу Слоун, даже подташнивает.
Возвращаюсь за стол и включаю воспроизведение. Видос длится тринадцать минут. Первые три минуты Энтони настраивает фокус: камера установлена напротив входной двери квартиры. Угол такой, будто снимают этажом выше.
Я знал, что, где бы Слоун ни спряталась, Люк будет вовсю параноить. Наверное, даже наймет кого-нибудь, чтобы в его отсутствие смотрел, как бы никто не спалил хату. Поэтому я велел Энтони снять хату в том же доме, с видом на их дверь, и не светиться, сидя в тачке на парковке у всех на виду.
Через три минуты и тридцать одну секунду дверь открывается. Выходит Люк, смотрит влево, вправо. Мне нравится, что он параноит. Нравится, что всякий раз, выходя на улицу, он думает обо мне. Ждет, что я поджидаю его, готовый отомстить.
Идет склейка.
И тут я вижу, что дверь снова открывается.
В кадре рука, которая выбрасывает пакет с мусором. Я успеваю лишь мельком заметить волосы, и дверь снова закрывается. Как будто Слоун ссыт, что за ней следят. Ей там одной страшно.
Люк, мудак, бросает ее, да еще небось на несколько часов. Мне насрать, что ему надо работать и оплачивать счета. Сторожи Слоун я, нашел бы способ ее защитить. Глаз бы с нее не спустил, зная, что за ней охотятся.
Вот и доказательство того, что Люк не любит ее так, как я люблю ее.
То есть любил.
Больше нет.
Или…
Бля.
Я раз двадцать отматываю запись назад, пересматриваю, как Слоун выбрасывает мусор. Как падают ей на плечо волосы, когда она захлопывает дверь. У меня сердце начинает стучать быстрее. И резко встает, стоит двери закрыться.
Ебаться в рот. Люблю. Все еще люблю ее.
Я все еще, сука, люблю Слоун, и меня вымораживает, что она вынуждена сидеть одна на той хате, боясь даже дверь открывать. Этот тупой пидорас оставляет там мою Слоун одну, напуганную, а я сижу взаперти в этом уебищном доме, из которого, спасибо ему, даже выйти не могу.
– Я вижу тебя, малыш, – шепчу я, глядя в экран монитора. – Не бойся.
Прокрутив этот момент еще пару раз, досматриваю видос. Снова склейка, вырезано сразу несколько часов. К дому подъезжает машина Люка. Он выходит из тачки и достает из багажника пакеты с продуктами.
Как мило. Этот пидор добывает еду для своей пародии на семейку.
Потом он идет к двери, отпирает замок ключом. Дергает за ручку, но дверь не открывается. Она заперта изнутри.
Умница, моя девочка. Никогда не запирайся только на один замок.
Слоун впускает Люка, а сама выходит… нет, прямо-таки юркает к машине. Улыбаясь, лезет в багажник и достает еще пакеты. Люк возвращается, вскинув руки. Просит Слоун остановиться, типа сам все отнесет в дом. Указывает на ее талию, говорит что-то, и она смеется. Гладит себя по животу, и…
Вот когда я все понимаю.
Теперь я все понимаю.
Ставлю видос на паузу.
Присматриваюсь к тому, как Слоун держится за живот, как улыбается, опустив на него взгляд. Под футболкой почти ничего не заметно. Почти.
– Пидор гнойный.
Замерев, я считаю в уме дни и месяцы.
– Вот сучара.
Я в этапах беременности не разбираюсь, а единственную девку, которая залетела от меня, заставил сделать аборт. Однако мне хватает
