бумажке, которую сунул ему старец: «Горбатый, на верхней челюсти фикс стальной. Культя, по локоть нет правой руки, чёрная перчатка».
Другим мелким неразборчивым почерком было дописано: «Горбатый даже сидит согнувшись. Культя иногда перчатку меняет на белую».
— Это я там дописал, — вставил Сансон, — когда в поезде сюда ехали. Ничего другого вспомнить не мог. Люди как люди, без особых примет.
— Да уж, — наливаясь всеми красками жизни, бодрея по секундам, сверкнул глазами, будто его подменили, Моня. — Когда пропали, знаете?
Испуг его невесть куда подевался, кровь побежала по всем капиллярам, всем артериям и другим немыслимым каналам к сердцу, да с такой скоростью, что он враз помолодел лет на двадцать, а лицо приобрело цвет созревшего помидора. Он молил Бога, и тот внял его молитвам, а вняв, сразу послал к нему непорочную его деву-защитницу Цилю, которая примчалась разом и отвела от любимого все напасти, только что на него свалившиеся.
— В июле, — пропищал Сансон.
— А точнее?
— Не знаю. Но точно в июле. Их Парацельз прислал.
Сансон прикусил язык, но было поздно: Моня уже навострил уши.
— Нам те люди незнакомы, — отрезал старец.
— Из-за ваших неточностей могут быть некоторые погрешности… Но я постараюсь с ними справиться, — преобразился совсем в другого человека Моня, теперь он не нуждался даже в своём учителе. — Пока я не остыл совсем, начнём. Но у меня одно условие.
— Сделаем всё как надо, — заверил цыган.
— Гонорар, естественно, удваивается, и плюс лично вам, Ясновидящий, премиальные, тридцать процентов от всей суммы гонорара в случае успеха, — шепнул в ухо Моне Сансон.
— Принимаю, — ответил, едва не вскрикнув от такой радости, Моня. — Итак, пока я обряжусь в рясу, всем следует удалиться. Впрочем, — он ткнул пальцем в Сансона, — вы останьтесь, будете мне помогать.
Когда Боцман, Школяр и цыган понуро удалились, Моня скомандовал, как опытный сержант единственному бойцу — Сансон стоял перед ним навытяжку, будто в строю, поедая глазами:
— Откройте все иллюминаторы в каюте. Надо очистить помещение от греха и дыхания греховодников.
Старец, кряхтя и охая, на удивление скоро и справно исполнил указания, прыгая по рундукам, словно скукоженная мартышка. В каюте повеяло свежестью и удачей.
— А теперь, любезный Сансон, принесите и набросьте на меня рясу и всё остальное, что покоится вон в том чемодане.
Облачившись, Моня мигом преобразился и явился съёжившемуся от тихого ужаса старцу Великим Эммануилом Ясновидящим. Свет погас, а из короны на его лбу заструился голубой яркий лучик. Лучик пошарил по бледным физиономиям воров, которые по его команде ввалились толпой в каюту, погулял, попугал их, слепя и ввергая в неведомый трепет, зловеще заскользил по стене, подкрался к макету земного шара… Моня затанцевал и запел. Голос его гремел, обретая неземную силу. Понять его, разобраться в том, что твердил медиум, было невозможно. Невразумительный вой, выкрики, бесовские восклицания состояли из набора фраз народов различных национальностей. Автором всей этой абракадабры был сам Эммануил Ясновидящий, конечно, это помогало ему творить таинство и проникать на небеса и в твердь земную в поисках без вести пропавших.
Тёмную душу Сансона забирало, он был на грани рассудка и безумства, поэтому не сразу заметил, как вспыхнул свет, а две свечки, одиноко торчащие посредине стола, так и не загорелись.
— Несчастных нет в живых, — убирая свечи со стола, загробным голосом произнёс Ясновидящий, — но они там, откуда вы сегодня извлекли останки своих друзей.
— Как? — вырвался вопль у Сансона.
— Увы, так распорядилась судьба, — развёл руками Ясновидящий. — То же кладбище. Рядом с теми же могилами, которые вы осквернили. Под номерами… верни, Господи, мне память… Под номерами сто второй и сто третий.
— Чудо! — воздел вверх руки Сансон. — Кто же их туда законопатил? Скажи, Великий!
— Этот вопрос не по моей части, — грустно отвечал ему Моня, опустив глаза ниц. — Кроме того, любезный мой, я должен вас огорчить ещё одним известием.
— Что случилось, Великий? — согнулся в поклоне старец, его лицо было безжизненно, словно маска.
— Эти двое, горбатый и с культей вместо правой руки, перед смертью мучились в огне. Но Господь смилостивился над ними и загасил огонь водой.
— Злодеи! — взревел Сансон.
День измен и предательств. Ночь возмездия
Юрий Тараскун скрипнул зубами, и без того бледное его лицо посерело на поведённых гневом скулах. Не сдерживаясь, он выскочил из-за стола и забегал короткими шажками, прямо-таки заметался по кабинету, низко опустив голову и бормоча проклятия и ругательства под нос:
— Идиоты! Как так можно?! Практически они своим отказом участвовать срывают нам операцию! И ведь управы на иуд не найти!..
Маленький, щуплый, вихрастый, сверкая глазами, он походил на загнанного в клетку взбешённого зверька, готового загрызть каждого, кто рискнёт встать перед ним сейчас.
— Юрий Фёдорович, — попытался успокоить прокурора Ковшов, — да не принимайте вы всё так близко к сердцу. Первый раз комитетчики нас подставляют за последнее время, что ли? Вспомните случай, о котором докладывал Бледных. История — один в один: мы — в лес по грибы, они — на рыбалку. А теперь, когда арестован Крючков, генерал их на снег дуть станет, прежде чем принять какое-либо ответственное решение. И раньше у них не было особого рвения координировать с нами и тем более с милицией, а теперь собственной тени страшатся. Пока следствие над лидерами ГКЧП не завершится, ждать их активности бесполезно.
— Но ведь решение было обсуждено и принято!
— На их уровне.
— Ну?
— А теперь они его игнорируют.
— Но это же граничит со служебным предательством! — взвился прокурор. — Прямая подстава! Без их поддержки вся наша операция по ликвидации бандитских группировок срывается. Планы следует менять, силы дробить, перекраивать. А сколько понадобится на это времени, которого и теперь в обрез? Между тем банды ведут себя агрессивно. Лишнее свидетельство тому — взрыв на кооперативном рынке. Они грызутся друг с другом пока за крышевание торговых точек, а скоро, как недавно докладывал генерал Сербицкий, начнут войну за автозаправки и автосервисы. Боевики их сплочены лидерами как никогда и вооружены прилично. Уже не в милицию, ко мне прибегает народ и чуть ли не в ноги падает — молят выселить из многоэтажки кооператора, которому периодически сжигают дорогущие автомобили! Соседи не знают, куда ставить и прятать свои! Куда бежать?..
Тараскун возвратился к столу, присел, обхватил опущенную голову руками:
— Я ознакомился с секретной информацией Сербицкого, и, поверьте, Данила Павлович, мне впервые стало не по себе. А в силах ли мы выбраться из ямы, в которую свалились в августе?
— Всё началось гораздо раньше, Юрий Фёдорович, поздно посыпать голову пеплом.
