по силам выжить в схватке с вашей предводительницей, так это только ему!
Взоры свеев и моих дружинников синхронно скрестились на мне, а Эйнар строго заговорил, ища глазами воина, указанного Бьерном:
– Эй, кто из вас ярл Самсон? Выйди вперед, покажись! Или тебя оклеветали, назвав славным бойцом?!
После секундного промедления я коротко ответил:
– Нет. Не оклеветали.
А затем не вышел, нет – выбежал в круг, более не в силах сдерживать охватившее меня возбуждение перед схваткой. Конечно, разумнее было бы бежать отсюда, бежать в бург, спасая жизнь, да крикнув, чтобы бежали следом и дружинники… Только боюсь, что будущего у этого выбора уже нет: нас блокировали бы в крепости, не дав уплыть, и рано или поздно взяли бы штурмом. Даже без помощи исландцев – свеев Олофа, объединившихся с хускарлами, нам уже не перебить. Да и им явно же недолго ждать подмоги… А так – покуда жив, шансы у меня есть!
Хорохорюсь, а у самого ведь от страха поджилки трясутся… И в голове бьется совершенно лишняя сейчас мысль: что, оказался на месте сына Лудде? Счастлив?! И чего так спешил к собственной смерти – точнее, проигрышу в игре? Что, не сумел выдавить из себя, что был ранен в схватке – к примеру? И потому сейчас не способен принять вызов воительницы?!
Что же, это могло бы действительно прокатить – до того, как я вышел в круг. А теперь уже поздняк метаться. Хельги замерла напротив, на том же месте, где стояла раньше, все в той же позиции, направив острие копья теперь уже в мою грудь…
– Эй, принцесса, может, хотя бы лицо свое покажешь? Говорят, ты красавица, и с твоей красотой никто не сравнится! А раз уж я вышел биться с тобой, – и я знаю, что вскоре умру, – так исполни последнее желание обреченного, покажи свой лик!
Воины с обеих сторон негромко загомонили. Мои дружинники и даже свеи одобрительно, в то время как исландцы возмущенно, с неприкрытой угрозой. Однако Хельги даже не шелохнулась – и я воткнул клинок в землю, после чего снял собственный шлем:
– Вот теперь ты видишь мое лицо! Так позволь увидеть твое – или обещаю, что я не стану с тобой драться. Убьешь меня? Так ты в любом случае убьешь меня, я уже понял. Но ведь тогда не будет и твоего танца с одним из самых лучших бойцов противника! Не будет пусть и легкого ощущения опасности, которое ты пережила с Олофом и, видно, хочешь пережить еще раз! Лишь скучное убийство бойца, который мог бы потанцевать с тобой дольше, чем предыдущий противник. Гораздо дольше!
Я сделал рискованный шаг по наитию, вслепую предположив, что исландка есть ярая адреналиновая маньячка – и очевидно, действительно самый искусный боец Варяжского моря. Но если так, то моя угроза не принять боя, и в то же время обещание провести его с огоньком, коли она согласится на мое условие, должны сработать!
Вот только… Зачем мне это? Ну, ответ-то дать легко: во-первых, любопытство, во-вторых, пока она в золотой маске, есть ощущение, что под ней скрывается не человек, а какое-то воплощение валькирии. А ведь ее уж точно не победить… Зато если увижу лицо – то и воительница станет для меня чуть более человечнее, что ли…
А еще уязвимее.
Целых десять секунд я напряженно стою на месте, так и не коснувшись пальцами рукояти клинка. И каждое прошедшее мгновение я ждал, когда же наконец Хельги стремительно ринется вперед, а острие из небесного метала вопьется мне в грудь, живот или в голову…
Но вместо этого моя противница вдруг неожиданно выпрямилась, воткнула копье в землю, после чего потянула шлем с головы – и я увидел ее лицо.
Вначале я не поверил своим глазам – а после мое сердце стремительно забилось в груди так, что я, кажется, услышал его стук:
– Оля?!
Изумленный, я сделал несколько шагов вперед, еще не веря своему счастью, – но тут черты любимого лица исказились в гримасе ненависти, а вырванное из земли копье устремилось к моей груди…
Примечания
1
Здесь и далее в тексте используются стихи Сергея Воронина.
