class="p1">— Да не занудствуй, дойду, — Весельчак поднялся, пошатываясь. — Мы тут посидели душевно, ты-то вечно чем-то недоволен. Что, уже Палапутра? Тогда пошли на катер. Топливом поделился?
Тут толстяка сильно качнуло и он едва не упал. Крыс поглядел на Колю почти умоляюще — и тот понял без слов, подхватил Весельчака под руку с другой стороны. Вдвоем они кое-как транспортировали нетвердо держащегося на ногах огромного пирата до катера.
— Еще когда-нибудь нажрешься до состояния нестояния, я тебя точно брошу на месте — и выпутывайся сам, — выговаривал Крыс уже в грузовом отсеке. — Ты бы разок попробовал самого себя тащить.
— Да все ж в порядке, — беспечно ответил толстяк. — Дошли. И соображаю я нормально.
— С учетом того, что ты никогда нормально не соображаешь, возможно.
Толстяк задержался на мгновение у входа в катер.
— А может, ты и вправду с нами? — обратился он к Коле. — Нет? Э, что-то все вокруг зануды. Ну, как знаешь. Пока, — он икнул и исчез внутри.
И тут обернулся Крыс. В руке он держал бластер. При виде почти упершегося в грудь дула у Коли мелькнула только одна мысль: успеет ли он крикнуть, чтобы Алиса заблокировала двери. Но тут худой пират опустил бластер вниз.
— Алисочка все же такая наивная и доверчивая девочка, — сказал он с усмешкой. — Думала, что я поверю в ерунду с парализатором. А сейчас и вовсе утратила всякую бдительность. Но она в одном не ошиблась: у нее есть защита круче любого оружия — кто-кто, а я никогда не причиню ей вреда. Как бы она мне ни надоедала, ни появлялась в неожиданные моменты, ни срывала мои планы — без нее мир будет скучнее. И вообще, последние события показали, что я был прав. А вот тебя, — ухмылка худого пирата стала шире, — я щадить не обещал.
Теперь дуло бластера снова смотрело Коле в грудь.
— А знаешь, почему я все-таки не стреляю?
— Потому, что мне пофиг, выстрелишь ты или нет, — ответил Коля первое, пришедшее в голову.
Крыс опустил бластер.
— Надо же, считай, угадал. Действительно, когда пофиг, неинтересно.
Он, все еще держа бластер перед собой, влез в катер следом за толстяком.
— Не прощаюсь, жизнь длинная. А теперь выйди и нажми на черную кнопку слева от входа. Она открывает грузовой люк.
Алиса вышла из медкаюты и столкнулась с Колей.
— Ты… А где наши злейшие друзья?
— Отчалили. Мы долетели до конечной точки назначения. С тобой они не попрощались, невежливо, конечно. Как Павел?
— Лучше. Но зрение вернется только на Земле. Сейчас свяжусь с портом, с заправкой, и полетим домой. Наверняка еще и про нашу парочку что-нибудь узнаю. Впрочем, они заслужили небольшую амнистию. А вот сейчас хочешь поглядеть на Палапутру из космоса?
— Может… Как на сказку. Нам придется спускаться для заправки?
— Нет, станции здесь прямо на орбите в космосе.
К моменту прибытия на Землю Пашке стало лучше (за исключением полной слепоты), и лучше настолько, что он отказывался ложиться на носилки и намеревался зайти в операционную на ощупь. Но его все-таки завезли внутрь, как положено.
Алиса в ожидании решения врачебной комиссии позвонила Ричарду, долго говорила, употребляя незнакомые Коле термины. Молодой человек просто бродил взад-вперед по коридору. Сделав очередной круг, он увидел, что Алиса уже беседует с человеком в белом халате.
— Ну что?
— Все хорошо, на полное восстановление сетчатки уйдет неделя, — Алиса устало улыбнулась. — Ты забыл, у нас все лечат. Просто я все равно волновалась.
— Вы же вымотались совсем, — заметил врач. — У нас есть комната отдыха, не хотите?
Алиса покачала головой.
— Нет, домой. Коль, поехали.
Дом и двор выглядели так же, как почти месяц назад, в начале июля. Правда, пышно расцвели на клумбах георгины и золотые шары, да кое-где на деревьях пожухли листья от летней жары. Но трава была такой же мягкой, изумрудно-свежей, и подъезд встретил прохладой и тишиной.
Алису во флипе совсем разморило, она то и дело опускала голову на грудь, задремывая, и вскидывалась через секунду. Коля подумал, что это совершенно неудивительно, учитывая, в каком напряжении она пребывала все последнее время. Самому ему тоже тупо хотелось спать.
— Сколько здесь прошло времени?
— Здесь неделя, по нашему личному счету тоже неделя.
— Значит, я укладываюсь в график с этой Радугой?
— Даже с запасом!
В квартире было тихо. Благоухал букет незнакомых бело-голубых цветов, стоящий на столе в кухне.
— Это Кирюшка, — улыбнулась Алиса. — Посмотри на корни, цветы водяные, как кувшинки. Он знает, что я не люблю срезанные мертвые цветы. А пылесос забыл включить, маленький поросенок.
Она опустилась на диван в комнате.
— Поставь чайник, хорошо? Я немного пересижу и буду как огурчик.
Коля вышел на кухню, вернулся со словами:
— Я поставил, но мне, наверное, пора…
Алиса спала. Отключилась мгновенно, свернувшись на диване клубочком и свесив правую руку вниз. Коля поднял ее руку, чтобы не затекала. Хотел сходить за пледом, но решил, что при такой жаре это лишнее.
Уйти не попрощавшись… Он сел прямо на пол напротив дивана, сил не было идти за креслом. Просто немного посидеть около нее, спящей. Или и на это он прав не имеет?
Сквозняк из приоткрытого окна легко шевелил Алисину челку. Она спала, и во сне лицо ее было необычайно умиротворенным. Словно легкое сияние исходило из-под прикрытых век и опущенных ресниц. Бодрствуя, она всегда была разной, переменчивой: то задорной, то дерзкой, то насмешливой, почти всегда стремительной. А сейчас — спокойной, точно равнинная река. Так непривычно и чудесно. На это можно смотреть бесконечно.
И все же надо идти. Хотя это не лучший вариант — сбежать, как трус, не попрощавшись.
Только еще чуть пересидеть. Усталость немного пройдет и…
«— Привет. А Сережи нету дома, обещал к обеду.
— Ну ничего, пересижу, подожду, или не пустишь?
— Пущу, свекрови нету пока, не во дворе же тебе ждать.
— Да я бы и во дворе подождал. Погода сейчас нормальная. Апрель. Теплынь.
— Заходи. Угостить тебя чем?
— Чего я вас объедать буду? Не надо.
— Да брось, объешь ты. Все равно остается. Давай хоть чаю налью. Я Сергею такой завариваю, все надеюсь…
— Что пить бросит? Наивная ты, Маш. Ну наливай, я сам эту лабуду иногда завариваю, хоть и знаю, что не помогает.
— А ты верь, тогда поможет. Мне сосед говорил, когда для мамы лекарства давал.
— Так ты где в Москве жила, напомни?
— Ах, какая я москвичка. Я и не вспоминаю, я же с тринадцати лет в детдоме в Приокске. Вот ты как тут живешь, из столицы и уже
