седовласый.
— Давай баш на баш, начальник? — спросил я. — Ты мне говоришь о своем появлении, а я тебе… всё остальное.
— «Начальник»… — хмыкнул седовласый. — Прямо как завзятый зэчара ботаешь. Ладно. По существу. Ты тут следов много оставил. На ручке двери… Сам знаешь, какой двери. В общем, пустили на тебя ориентировку, а недавно появился в СИЗО Ивановском. А как появился, так сразу же и пропал. И тут ежу будет понятно, что непростой ты пассажир, Александр Лосев. Быстро копнули, раскололи того, кто был с тобой «на выезде». А дальше уже протянули ниточку по Ковалькову. Узнали, что отмазом Гурыля занимался Коржев. И так как всех фигурантов дела не было в наличии, то и решили, что вы что-то задумали… Осталось только подождать, а когда гаишники с дороги передали ваше движение по трассе, то быстро организовали встречу. Вот и все дела. Никто вас не останавливал, только передавали, что вы следуете в нужном направлении. Захотели новую порцию… сам знаешь чего?
Неужели всё так предсказуемо? И следак, в попытке меня напугать и выведать о тайнике, сам себя подставил? Или, если бы ограничился теми мешками с деньгами, к которым я привел, то мог бы ещё коптить небо, а так…
Так выходило, что нас «проработали», а мы сделали всё так, как и предсказывали. Неужели наши действия были настолько предсказуемыми?
— Я никого не убивал, — проговорил я.
— Ну, это уже следствие покажет, — ответил седовласый. — Оно разберется, что к чему…
Ко мне подошел медик, пожилой человек с усталым лицом. Мельком взглянув на меня, он нажал на шею Ковалькова, прощупывая пульс.
— Этому уже не поможешь, а вот с этим ещё можно поработать, — проговорил он, показывая на меня. Лежи и постарайся не дергаться.
— Может в больничку? — спросил седовласый.
— Сейчас перевяжу, а то можем не довезти, — буркнул медик. — Лучше бы их машину сюда подогнали, на ней сподручнее будет везти.
Пока он говорил, его пальцы распороли на мне рубашку, футболку. Я старался не завопить от боли, но горело нестерпимо. В плечо впилась игла. По телу пошло онемение.
— Так, пацаны, надо сейчас немного приподнять его, но аккуратно, — проговорил медик. — Обе пули прошли навылет, но вот та, что в бедре… Уже в больничке вытащим. Так, давайте…
В это время к нам подъехала «буханка». Я хмыкнул:
— Там под пологом труп… Не хотелось бы вместе с ним вместе трястись…
— Ух ты, какие мы нежные, — буркнул седовласый, но мотнулголовой помощнику, мол, проверь.
Тот поднял полог и уставился на лежащего Карася. Присвистнул.
— Ещё один холодный, Михалыч, — проговорил мужчина.
— Ну что же, паря, ты теперь просто обязан нам всё рассказать, — покачал головой седовласый. — А то коньки отбросишь, а нам потом догадки строить.
— Он заслужил, — сказал я, показывая глазами на Карася.
— А это уже не нам решать — кто и что заслужил. Но я уверен, что каждый получит по заслугам! — четко проговорил седовласый Михалыч. — Никто не будет жить вечно, и на тот свет ничего с собой не заберет, кроме грехов или добрых дел.
— Проповеди рано читать, — буркнул медик. — Поживет ещё пацан…
— Это хорошо, что поживет. Успеет всё рассказать.
Ну что же, пусть в голове мутилось, пусть язык отказывался работать, но мысли ещё шевелились. И я начал рассказывать.
Не про то, что я пришелец из другого времени, а про то, что всё началось с ремонта «Карпат». Да-да, с самого начала.
Седовласый Михалыч слушал, старательно делая пометки в своём блокнотике. Пока я рассказывал, меня перебинтовали, погрузили в кузов «буханки» и повезли по дороге.
Я рассказывал. Рассказывал обо всём, что произошло. Говорил и говорил. Про пацанов и дискотеку. Про смерти и беготню. Про друга Серёгу Курышева. Про Семягу и гаишников. Про найденные деньги, на которые указал Семяга. Да, пришлось перевалить вину на Семягу. Ему всё равно, а мне надо было как-то отмазаться.
Говорил про глупую пацанскую олимпиаду, про отчима и семью. Про Иваново и побег. Про Карася и его роль в смертях южских ребят. Про Ковалькова и Гурыля. Про следователя Коржева, который всё это замутил. Говорил до тех пор, пока нечаянно не уснул. А может быть просто потерял сознание…
Глава 32
— Он приходит в себя! Вон, глаза дергаются! А вон ещё рука! Да я же говорю, что мой друг сделан из железа! Что ему те щенки — из Лося гвозди ковать можно! — сквозь вату в ушах донесся голос Сереги Курышева. — Эй, бродяга, хорош притворяться!
Чего? Он живой? Или я всё-таки умер и попал на небеса… Ну, или куда там попадают после смерти?
По ощущениям, я лежал на твердой поверхности, накрытый простыней или тонким одеялом. Голова уже привычно раскалывалась, а во рту был противный вкус пластика.
— Чего кривишься, бродяга? Меня не обманешь! Я тебя насквозь вижу! — продолжал раздаваться веселый голос Курышева.
Я с трудом разлепил глаза. Надо мной склонился мой старый друг и товарищ, скалясь пожелтевшими от времени зубами. И в самом деле старый — вон, морщин целая куча, мешки от недосыпа под глазами, щетина не меньше трех дней.
Нет, не тот молодой пацан, который лежал в гробу, а взрослый и состоявшийся мужчина. Только слегка осунувшийся, и щеки немного впали.
— Ну и рожа у тебя, Шарапов, — с трудом проговорил я.
Язык во рту двигался с грацией сучковатого полена. А ещё губы отказывались повиноваться как прежде.
— Ага, ты бы на свою рожу посмотрел. Куда ты на молодых-то полез, пень ты старый? — покачал головой Серёга.
Я тем временем огляделся. Впрочем, смотреть особо было не на что — обычная больничная палата с синими стенами, Кровать рядом пустует, а я присоединен датчиками к какой-то машине, которая попискивала и старательно рисовала зеленые горные пики на чёрном фоне.
На молодых полез… пень старый…
Я поднял руку. Она и в самом деле не блистала молодостью. Нет, скорее это была рука пятидесятилетнего мужчины, который не боится трудной работы, а вовсе не лапка молодого пацана.
Неужели всё, что я видел, было сном? Привиделось в больном бреду…
И следователи, и деньги, и пацаны… всё-всё-всё…
— Я хоть победил? — спросил я на всякий случай.
— Ну, до
