Не помнила, как прошли эти месяцы подготовки… Просто потому, что они слились для нее в единое полотно работы, работы, работы… Чтобы только не думать о нем… О них… Не думать о своих чувствах… Она запретила себе искать информацию о нем. Запретила вспоминать их последнюю встречу… Только на сцене, только в порыве танца… Только тогда она позволяла себе снова и снова отдаваться чувствам…
День премьеры пришел стремительно… И вот, она за кулисами… В шаге от того, чтобы выйти к ждущим зрителям… В шаге от того, чтобы поделиться с миром своей историей… Она босая… С распущенными волосами… Такая, какой пришла в этот мир. В его мир… Свет гаснет. Зал утихает в предвкушающем ожидании. Оркестр под руководством дирижера берет первые ноты. Ее жизнь начинается…
Шаг по глади сцены. Один, второй. Поворот. Музыка журчит по ее венам. Она наедине с самой собой и со всеми одновременно… Общается с каждым лично… Каждому из присутствующих рассказывает свою историю… Пируэт, второй. Поворот головы. Пробегающий в стремительном движении по публике взгляд…
Она внутренне дергается. Замирает… Немного отклоняется от программы, чтобы снова иметь возможность поднять голову, посмотреть на центральную ложу перед собой… Сердце замирает…
Наверное, это игра ее воображения… Не может быть… Но ей кажется, что даже с такого расстояния, даже среди погруженного во мрак зала там, на уровне ее глаз, она видит его глаза… Губы невольно распахиваются в немом восклицании, более похожем на всхлип… И ее танец приобретает словно совсем другой смысл, совсем другое значение…
Она танцевала теперь только для этих глаз. Как когда– то, в первый раз, противясь своей природе и в то же время уже подчиняясь необратимому, неизбежному чувству, которое ее собиралось поглотить… Она сходила с ума и ненавидела, обижалась и все прощала, разбивала свое сердце о твердый пол сцены и собирала его по кусочкам.. Последний поворот. Последнее движение рук. Музыка останавливается. А с ней и сердце… Крепко зажмуривается.
Зал разразился бурными овациями. «Браво! Бис!»– кричали восторженные безликие зрители… Такие одинаковые и такие.. предсказуемые. Снова смотрит перед собой. Снова пытается уловить его величественную тень в бледном блике фойе, ведущего дорогу в ложу… Но она теперь пуста… Или она изначально была пуста, а это лишь игра ее воображения…
Сердце упало… Душа упала… Раздирающие перепонки овации вмиг стали ненужными, бесшумными… Она зашла за кулисы чуть раньше, чем стоило бы. Нужно вернуться к реальности… Успокоиться… Отпустить…
– Это Вам… Просили передать, – слышит позади голос одного из сотрудников, резко разворачивается,– букет васильков, …
Оксана на секунду забыла, как дышать… Потому что узнала… Догадалась… Дальше все происходило, как на замедленной пленке. Сорвалась с места, как оглашенная, побежала, не обращая внимания на то, что ее ноги босые, вверх по лестнице, оставляя за спиной россыпь полевых цветов, словно она русалка из сказки Андерсена… Резко распахнула дверь ложи, заскочила внутрь, в ее прохладный мрак, но ее встретил лишь холод кондиционера и мягкость вишневого бархата. На стуле посередине она увидела сжатую программку. Поднесла ее к носу, вдохнула знакомый аромат парфюма и разрыдалась. Впервые разрыдалась так, что если бы не продолжающиеся овации беснующейся толпы там, внизу, ее бы было слышно всем… Но ее слышал только Он. Стоящий в тени, поодаль… Так, чтобы Оксана его сначала не заметила. И если бы на глаза его сейчас падал свет, точно так же, как во время ее танца, она бы смогла увидеть, как морозная голубая гладь их покрылась талой водой, словно тронутый теплом весны лед… Он никогда не даст этому льду растаять полностью, поэтому отгоняет минутную слабость, словно морок, сильно зажмуривает глаза, давая один– единственный шанс скатиться одинокой слезе, а потом снова распахивает веки, возвращаясь в свою вечную мерзлоту…
Она поднимает глаза, интуитивно чувствуя, куда смотреть… Не шевелится, так и стоя на коленях перед креслами.
– Я все вспомнил…– раздается его голос из темноты. Тихий. Но она слышит его, несмотря на крики толпы повсюду.– Всё вспомнил, Оксана…
Она снова всхлипывает, немного неуклюже, пошатываясь, встает и порывается ему навстречу.
– Браво, Оксана… Это было шедеврально… – хрипло выдыхает, когда она останавливается от него всего в паре сантиметров. Замирает в нерешительности, потому что до сих пор не может понять, что же выражает этот его душераздирающий взгляд- ее приговор или помилование…
Молчит, не в силах разорвать полотно их личной тишины на фоне оваций зала. Наверное, бы надо сказать пресловутое «спасибо», а слова в горле застряли… Только и может, что тяжело дышать, от чего грудь колышется… И он смотрит… Смотрит так, как всегда смотрел… И от этого его взгляда с самой первой их встречи ноги подкашивались…
– Оксана, я… Я вспомнил все…– повторяет снова…Запинается, отворачивается, чтобы тут же снова перевести глаза на нее, – знаешь, наверное, это было важно… Аллах специально послал мне этот пинок под зад… Вот так облажаться посередине жизни… Пощечину получить… Все забыть разом… Даже как твое отражение в окне выглядит… Чтобы хотя бы немного в себя прийти… Знаешь, я ведь теперь смотрю на воспоминания о своей жизни иначе… Как бы сказать, правильнее что ли, объективнее… Словно со стороны их перебираю… Вижу, какой я был урод… К родителям, к людям, к тебе… Ты…
Она хотела было его перебить, но он не дал… Поднял руку, прося сохранять молчание.
– Дай закончить, я и так пи…ц как далеко вышел из зоны своего комфорта, нашел в себе силы всё это признать… Мне нелегко даются эти слова… Но не могу не сказать, знаешь? Все это сидит во мне… Подтачивает изнутри…– ударил себя в грудь, поморщился,– В тот день, когда в уборную за тобой побежал и ты меня оттолкнула, такую боль в твоих глазах увидел, когда ты про измену говорила, что всё… В голове все пронеслось с астрономической скоростью… Все вспомнил… И хорошее, и плохое… И вечер тот вспомнил проклятый… Когда вытащил тебя из лап Али… Сколько говна тебе наговорил, хотя ты и так была разбита, уничтожена… И то… что…
Не договорил, потому что их разом ослепил яркий свет, ударивший по глазам из приоткрытой двери фойе. Это был менеджер. Смущенно закашлялся, но все же сказал то, что должен был…
– Простите… Там… внизу толпа журналистов… Ждут Вас, Оксана, надо идти к ним…
Оксана было хотела возразить, сказать, чтобы подождали, но Микаэл понимающе печально, несколько сконфуженно, улыбнулся.
– Иди, купайся в своей славе, ты заслужила, бабочка…
Кивнула, как на автомате… Голова горела от переизбытка эмоций… Пошла, не чувствуя ног под собой… Мысли все с Ним… Зачем он приехал… Извиниться? Отпустить окончательно? Закрыть их болезненную историю, так измотавшую души обоих…
Вспышки фотоаппарата ослепили глаза, снова стремительно окуная ее в новую реальность за последние полчаса. Оксана только сейчас поняла, что все еще босиком и в сценическом костюме. Руки менеджера услужливо накинули шаль ей на плечи, откуда- то подсунутыми на полу оказались белые гостиничные тапочки. Отмерла, дезориентированная нахрапом толпы.
