Дейа по-прежнему злилась, но тон ее немного смягчился.
– Мать Халеда заставляла меня кормить их искусственными смесями. Твердила, что я не смогу забеременеть, пока буду кормить грудью, а нам нужен сын. Но еды и лекарств вечно не хватало. Однажды смеси закончились, и я украла из соседской палатки кружку козьего молока, и накормила их, и…
– Не понимаю, какое отношение все это имеет к одержимости моих родителей, – перебила Дейа.
Ну как ей объяснить? Фарида сглотнула слезы. Отношение самое прямое. Покойные дочки все эти годы заставляли Фариду расплачиваться за то, что она сделала. Когда Исра рожала девочку за девочкой, когда Адам приходил домой с остекленевшими глазами, Фарида чувствовала, что дочки где-то рядом, почти слышала их плач.
– При том что я их убила. Я не нарочно! Клянусь тебе, не нарочно! Я была молодая совсем – ничего не знала, ничего не умела. Впрочем, какая разница… Все равно я виновата. Я их убила, и с тех пор они не оставляют меня в покое.
По искаженному гримасой лицу Дейи ничего нельзя было прочесть. Фарида знала: внучка никогда ее не поймет. Ей неведомо, как чувство вины разрастается, меняет личины и гложет человека, пока не наступает миг, когда тащить его в одиночку становится невмоготу и приходится перекладывать на кого-то другого. Фарида искала подходящие слова, но никакими словами не могла этого объяснить. В глубине души она знала, что натворила, знала, что сама оттолкнула всех близких людей и теперь ей ничего не остается, кроме как ждать, когда Бог приберет ее с этой земли. Хотелось верить, что ждать осталось недолго. Какой смысл жить, если ты – сгусток одиночества вокруг пустого сердца?
Фарида закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Что-то с ней не так – как будто всю жизнь она смотрела не в ту сторону и проглядела момент, когда все пошло кувырком. Жестокая она была, эта жизнь. Фарида ясно видела цепочку грехов, тянущуюся от одной женщины к другой, и свое место в этой цепочке. Она вздохнула. Что поделаешь – такова женская доля…
Дейа
Зима 2008 годаНа следующее утро Дейа дошла с сестрами до угла Семьдесят второй улицы. Оттуда она, опустив голову, чтобы не встречаться с ними глазами, зашагала к станции метро. Руки взмокли, и Дейа вытерла их о джильбаб. Мельком вспомнилось, как уверенно она держалась прошлой ночью, когда объясняла сестрам, что им придется сбежать из дома и у нее уже есть план. В красках рисуя перед ними будущее, она улыбалась, старалась, чтобы глаза горели надеждой.
Того, что случилось дальше, она никак не ожидала. Сестры отказались убегать. Нора заявила, что не видит в этом смысла, что родителей так не вернешь, а они в итоге останутся совсем одни. Лейла согласилась, добавив, что они всю жизнь провели под опекой старших и просто не выживут самостоятельно. Денег у них нет. Пойти некуда. Амаль только кивала, пока старшие говорили, в ее широко распахнутых глазах блестели слезы. «Прости нас, – сказали они Дейе. – Но мы боимся». Дейа ответила, что тоже боится. Но оставаться боится еще больше.
– Я должна уйти из дома, – сказала Дейа Саре, когда они устроились в своем обычном уголке. – Можно пожить у тебя?
– А как же все, о чем мы говорили? Побег – это не выход.
– Но ты-то сбежала! И теперь живешь как человек. Ты же сама мне твердила: прими решение, прими решение! Так вот оно – мое решение!
Сара вздохнула:
– Я потеряла невинность и боялась за свою жизнь. Обстоятельства были совершенно другие. Но ты – ты-то ничего плохого не сделала!
Дейа видела, что тетя едва сдерживает слезы.
– Если уйдешь, потеряешь сестер. Может, если бы я осталась, Исра до сих пор была бы жива!
– Не говори так! Ты в маминой смерти никак не виновата. Во всем виноват только он. Он и тета! Ну не сбежала бы ты – и что бы с тобой стало? Вышла бы замуж, нарожала штук пять-шесть детей. И меня, если я не сбегу, ждет та же участь. Надо уносить ноги, пока не поздно!
– Нет! Ты должна набраться мужества и биться за свои мечты.
– Тета никогда не позволит мне…
– Послушай, – перебила ее Сара. – Ты мечтаешь поступить в колледж, сама строить свою жизнь – прекрасно. Так давай, вперед! Не хочешь замуж? Не надо. Упрись и откажись. Имей смелость постоять за себя. Порвать с семьей – не решение. Побег – это трусость, и ты будешь жалеть о ней всю оставшуюся жизнь. Вдруг ты никогда больше не увидишь сестер? Никогда не увидишь их детей? Неужели ты этого хочешь? Прожить жизнь изгоем? Есть более разумный путь, Дейа. И тебе не придется терять всех родных.
«Сара не понимает, – подумала Дейа. – Она забыла, каково это». В Фаридином доме Дейа не добьется ничего и никогда. Легче самой себе ногу отпилить.
– Тогда я просто выйду замуж, – сказала она. – Вырвусь из дома и начну все с чистого листа.
– Для этого необязательно выходить замуж. Ты сама это знаешь.
– Тогда скажи, что мне делать? Ну, скажи же! Я пришла к тебе, потому что думала, что ты поможешь мне сбежать. Но ты меня только запугиваешь. – Она вскочила. – А я-то думала, ты хочешь мне помочь…
– Я и хочу! – Сара схватила ее за руку. – Я просто говорю тебе то, чего мне в свое время никто не сказал – и очень жаль. Побег не решит проблему.
– А что решит?
– Это вопрос к тебе. Отбрось все страхи и тревоги и прислушайся к ясному голосу, который звучит у тебя в голове.
– У меня в голове каких только голосов не звучит! И один другому противоречит! Как мне понять, который из них слушать?
– Ты поймешь, – ответила Сара. – Есть у тебя любимое дело, которое приносит умиротворение? Вот и погрузись в него на какое-то время. И ответ придет. Сам собой. А насчет Фариды – ну хоть попытайся! Что ты теряешь?
Дейа сверкнула на нее глазами, развернулась и устремилась к двери. Неужели Сара до сих пор не догадалась, что Дейа ничегошеньки понять не может – даже узнав всю правду о родителях? Наверное, самостоятельные решения ей просто не по силам. Столько дум передумала – а проку-то, если у нее даже мысли не возникло, что ее мать не просто умерла, а была убита! У Дейи внутри все содрогнулось от стыда, перевернулось от осознания своей глупости. Все эти годы она считала, что Исра не любила своих дочерей. Как твердо она была в этом уверена – и как чудовищно ошибалась! Как же теперь самой себе доверять?
Фарида
Весна 1997 годаВ марте зацвели платаны, растущие по обеим сторонам Семьдесят второй улицы, а землю под ними усеяли желтые пятна одуванчиков. Саре оставалось учиться в школе всего пару месяцев. Скорость, с которой летело время, повергала Фариду в панику, которую не получалось заесть никакой едой. Она по полдня просиживала за кухонным столом с телефонной трубкой в руке и жаловалась Умм Ахмед: не спешат женихи к Саре, ну что за напасть! Но, по крайней мере, она перестала бояться, что дочь проклята. Зимой она водила Сару к джинн-шейху на Восемьдесят шестую улицу. В былые времена она и в гости к Умм Ахмед боялась идти, а теперь ради дочери готова была отмахать не один квартал. «Вот он, материнский долг, – думала Фарида. – Не сидеть сложа руки да улыбаться, а делать для своего ребенка все, что можешь». В затемненной комнате джинн-шейх прочитал над Сарой заклинание, чтобы проверить, не проклята ли она. А потом повернулся к Фариде и объявил, что никаких следов злого духа не обнаружил.
