Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
После кражи Тьюринг потребовал объяснений у Мюррея. Хотя Мюррей не принимал участия в преступлении, он признался, что дал вору наводку на дом Тьюринга. Разозлившись главным образом из-за потери отцовских часов, Тьюринг сообщил о случившемся в местный полицейский участок.
Это решение обернулось катастрофой. Побеседовав с Мюрреем, полицейские заключили, что Мюррей с Тьюрингом состояли в сексуальной связи, а это требовало расследования. 11 февраля 1952 года полиция допросила Тьюринга. Он снова продемонстрировал свою наивную честность и сделал признание. Ему незамедлительно предъявили обвинение в непристойном поведении — в том же преступлении, за которое Оскара Уайльда осудили в 1895 году. 31 марта 1952 года Тьюринг заявил о своей виновности в суде. По условиям приговора, он мог избежать тюрьмы, если согласится на так называемую органотерапию. В ходе нее пациенту вводили большие дозы препарата, который представлял собой синтетическую форму эстрогена и был разработан для снижения или подавления мужского либидо. Тьюринг согласился на лечение и принимал препарат на протяжении года, сначала в форме таблеток, а затем в форме имплантата, вживленного в бедро. В результате его организм прекратил вырабатывать тестостерон, то есть терапия, по сути, кастрировала его. Тьюринг жаловался на два симптома, типичных для мужчин с нарушением функций яичек: у него выросла грудь и появились проблемы с концентрацией внимания. “У меня появилась возмутительная склонность тратить время на что угодно, кроме того, чем мне следует заниматься”, — писал он. Теперь специалисты по мужской репродуктивной системе знают, что прием подобных препаратов приводит к набору веса, выпадению волос на теле, импотенции и чрезвычайной сонливости.
Согласившись на лечение, Тьюринг сохранил работу в Манчестерском университете и не лишился доступа к стоявшему там компьютеру. Множество рукописных заметок, позже обнаруженных дома у Тьюринга, дают понять, что в годы после приговора, страдая от действия стильбэстрола, он продолжал усердно работать над развитием своей теории морфогенеза. Эти бумаги показывают, что Тьюринг шел к формулировке общего математического описания принципов филотаксиса — способа расположения листьев на стеблях растений. Большинство других заметок сложно оценить. У Тьюринга был ужасный почерк, и потому его записи не поддаются расшифровке, хотя некоторые математические формулы в них и узнаваемы. Его друг, математик Робин Ганди, впоследствии сказал о них: “Будет очень сложно, а порой и невозможно, сказать наверняка, о чем идет речь в этих фрагментах”.
Мы никогда не узнаем, не стоял ли Тьюринг на пороге нового открытия. 8 июня 1954 года домработница обнаружила его мертвым в его манчестерском доме. Вскрытие установило, что причиной смерти было отравление цианидом: в желудке Тьюринга обнаружили 120 мл синильной кислоты. Расследование было коротким, и коронер быстро заключил, что смерть Тьюринга наступила в результате “сознательного действия”. Ее причиной назвали самоубийство “в неуравновешенном состоянии”.
Не все согласились с этим вердиктом. Так, мать Тьюринга предпочитала верить, что смерть ее сына была случайностью. Сначала такой позиции придерживался и его брат Джон. Тьюринг часто проводил дома химические эксперименты и собрал собственный аппарат для гальванизации столовых приборов золотом, а для этого процесса требуется цианид. В прошлое Рождество Сара Тьюринг предупредила сына о сопряженных с этим опасностях. Коллеги Тьюринга по Манчестерскому университету, а также его сосед, как и Сара, считали, что смерть ученого стала случайностью, отмечая, что в предшествовавшие недели не заметили у него никаких признаков подавленности. Записки Тьюринг не оставил, и это также не позволяет сделать однозначного вывода о характере его смерти.
Скорее всего, однако, коронер был прав. Сложно по случайности выпить столько синильной кислоты. Есть также свидетельства, что, несмотря на внешний оптимизм, Тьюринг на протяжении двух лет после ареста и приговора пребывал в состоянии психического напряжения. Кроме того, он знал, что власти внимательно следят за ним, поскольку теперь у него была судимость, а совсем недавно он занимался совершенно секретной работой по дешифровке кодов. Через год после суда Тьюринг написал другу: “Даже если я припаркую велосипед не на той стороне дороги, мне могут дать 12 лет. Разумеется, полиция станет еще любопытнее, поэтому нужно и дальше излучать добродетель”. Должно быть, стресс от слежки и необходимости постоянно вести себя хорошо давал о себе знать. Вскоре после отправки этого письма Тьюринг даже начал посещать манчестерского психоаналитика, доктора Франца Гринбаума.
Гринбаум и Тьюринг прекрасно ладили. Не питая неприязни к гомосексуалам, Гринбаум видел в Тьюринге не только пациента, но и друга. Он даже несколько раз приглашал его в гости. Именно благодаря Гринбауму появились наиболее убедительные свидетельства, что Тьюринг, вероятно, сам свел счеты с жизнью. По совету Гринбаума за год психоанализа Тьюринг написал три дневника своих снов. Вскоре после его смерти их прочитал его старший брат Джон. Они заставили Джона изменить свое мнение о смерти брата. По словам сына Джона, Дермота Тьюринга, “у Джона не осталось сомнений, что это не случайность и Алан совершил самоубийство”. Джона поразило прочитанное в дневниках, где не только рассказывалось о состоянии психики Алана, но и содержались “все эти вещи о ненависти к его матери, что, честно говоря, рисовало крайне неприглядную картину”. Чтобы оградить мать от нового расстройства, Джон решил уничтожить дневники и вскоре исполнил задуманное.
Дермот Тьюринг делает еще одно важное наблюдение о своем дяде: Алан не только чувствовал себя гонимым и преследуемым, но и страдал от одиночества. Он не был близок с семьей и хранил личные и профессиональные секреты, что не позволяло ему говорить с людьми предельно откровенно. Хотя после ареста его брат и мать узнали о его сексуальной ориентации, им было некомфортно ее обсуждать. Доктор Гринбаум был единственным человеком, которому Тьюринг мог открыто рассказывать о личном, но Закон о государственной тайне не позволял ему обсуждать многие аспекты своей работы и жизни во время войны. Нельзя неопровержимо доказать, что Алан Тьюринг совершил самоубийство. Однако это не уменьшает трагичность его смерти и несправедливого отношения к нему со стороны народа и страны, для которой он сделал столь многое.
Смерть Тьюринга в 41 год стала огромной потерей. Проживи он еще два-три десятка лет, и он увидел бы экспоненциальный рост вычислительных мощностей, что, вероятно, позволило бы ему развить свои идеи о морфогенезе и формировании эмбрионов. Как бы то ни было, его поздние работы оказались забыты, и не в последнюю очередь потому, что физики и математики 1950-х годов считали биологию очень далекой от их дисциплин. Хуже того, биологам математика в статьях Тьюринга казалась пугающей.
В конце 1960-х и начале 1970-х годов теории Тьюринга о самопроизвольном формировании структур посредством рассеяния был нанесен еще один удар: появилось концептуально более простое объяснение процесса формирования эмбрионов. Эта идея, называемая теорией позиционной информации, была предложена специалистом по биологии развития Льюисом Уолпертом. Уолперт родился в Южной Африке в 1929 году, сначала выучился на инженера-строителя, а затем занялся биологией в Королевском колледже Лондона, где получил докторскую степень, защитив работу о механике деления клеток. В отличие от теории Тьюринга, теория позиционной информации не требует сложной математики. Она выдвигает гипотезу, что морфогены разных типов существуют в различных концентрациях в разных частях эмбриона. Концентрация конкретного морфогена в определенной точке подталкивает клетку развиваться тем или иным образом.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
