— Нэнси, не знаю, как тебя благодарить. Столько усилий, чтобы устроить мне проводы, а я передумал.
— Ага, значит, получилось? — улыбнулась она.
— Откуда-то такое ощущение, что мир прекрасен, — бестактно ляпнул я, и ее лицо погасло. — Прости, глупость сморозил.
Мы посидели минуту молча.
— Нэнси, я поговорил с Тамсин, прежде чем она ушла с Кельвином.
— Знаю, видела. Ну и что говорит?
— В общем, рассказала о себе, как это все ужасно, но что у нее не было выбора. И она так наслаждается всей этой драмой. Я даже вдруг подумал… Понимаешь…
— Не понимаю, говори!
— Короче, я решил, а может, она все просто выдумала.
Это предположение, похоже, совершенно сразило Нэнси, но в ее глазах я увидел надежду.
— Выдумала, что беременна? Зачем ей это?
— Чтобы управлять матерью. Чтобы о ней говорили.
— Слишком большая ложь, чтобы просто привлечь к себе внимание.
— Ну, не больше других — не забывай, перед тобой эксперт по вранью. Не так уж и отличается от того, что делал я или даже Билли Скривенс. Я вот что скажу. Я узнал синдром. По-моему, твоя дочь просто отчаянно нуждается во внимании.
— Но ты ведь не спросил ее прямо?
— Нет, конечно. Сначала сочувственно выслушал, а потом спросил, тошнит ли ее по утрам, а она сказала, что ужасно. Я спросил, не чувствует ли она себя более усталой, чем обычно, и она охотно подтвердила. А как язык? Ведь язык к концу дня наверняка страшно распухает, потому что, естественно, это же первейший признак, а она говорит — ну да, вот это самая гадость во время беременности, так ужасно язык распухает…
— Хм. — Нэнси легла на гальку и смотрела на звезды. — Знаешь, если подумать, она мне так и не позволила взглянуть на тест. Отказалась идти к врачу, а на прошлой неделе впервые в жизни сама постирала свое белье. Боже мой, ведь ты прав! Конечно прав! Да как она смеет так со мной! Она же просто сумасшедшая!
— Но это лучше, чем беременная сумасшедшая!
Нэнси засмеялась и зарыдала одновременно.
— Ох, Джимми!
А потом в этом горячечном состоянии поцеловала меня прямо в губы.
А потом мы снова целовались, на этот раз нежно и безо всяких поводов вроде фальшивой беременности. Луна отражалась в воде, а волны лизали берег, романтичнее и идеальнее не бывает. Пожалуй, я изменил бы только одну деталь: Бетти могла бы не кидать нам на колени полусгнившую чайку, которую нашла на берегу… хотя, наверное, я привередничаю.
— Спасибо за вечер, — сказал я. — Это мой лучший день рождения.
— На что только не пойдет женщина, чтобы мужчина понял, что он ей интересен!
Но я уже и так понял, что просто убедил себя, что никого не заинтересую, пока не прославлюсь, но промолчал — не хотелось все это пережевывать заново.
Мы опять поцеловались, и Нэнси сказала:
— А я-то думала, что мы просто друзья.
— Мы и есть друзья. Я твой мужчина и друг. Назови как хочешь.
— А я женщина и друг… Для этого должно быть особенное слово. Слушай, ты уверен, что тебе нужна женщина с чокнутой дочерью-подростком на шее?
— Тамсин вовсе не чокнутая. Она даже вполне уравновешенная, если сравнить с некоторыми девчонками, что попадались мне в школе. Думаю, вместе мы поможем ей найти себя. Она скоро вырастет, надо только подождать. И представь, какие деньги мы поимеем на этом металлоломе.
Мы снова поцеловались, а потом просто сидели и смотрели, как Бетти возбужденно наскакивает на волны и с визгом удирает от них.
* * *
Через пару недель Тамсин привела собаку с прогулки и даже подала нам чай в постель.
— Ужас какой! — воскликнула она.
— Прости, Тамсин. Ты хочешь, чтобы я спал в отдельной комнате? — спросил я.
— Не в тебе дело. Мам, и давно ты пупок проткнула?
— Я думала, тебе понравится.
— He-а. Гадость!
Нэнси натянула футболку, чтобы прикрыть талию, мы сели в кровати, пили чай и просматривали воскресные газеты.
— Глянь, во что Кайли вырядилась! — сказала Нэнси.
— Ага! А посмотри на Мела Гибсона. Вроде раздобрел, а?
Наконец я отбросил газеты и уставился в потолок. В свое звездное турне я отправился в надежде заработать любовь и уважение своих знакомых, став кем-то особым для всех незнакомцев. Теперь я уже не жаждал любви миллионов чужаков, ведь я был уверен, что у меня есть настоящая любовь одного человека. Потому что от публики можно добиться быстрорастворимой синтетической любви, но это не та прощающая и глубокая любовь, которая нужна каждому из нас.
Перед публикой не сбросишь штаны на пол. Нельзя, сидя на унитазе, спокойно болтать о том, какой был день, пока твои поклонники чистят зубы перед сном. С публикой нельзя ворчать, огрызаться и рассчитывать, что поймут, почему ты надулся. С публикой нельзя ссориться и мириться. Нельзя пить чай воскресным утром, сказать ей «извини», валяться в постели, трепаться ни о чем. Нельзя переспать со всеми поклонниками, хотя некоторые рок-звезды пытались. В любом случае, публика любит не тебя, а твой выдуманный образ и стиль жизни, который в своих фантазиях примеряет на себя. В журнале «Хелло!» не найти снимков знаменитостей в непринужденной домашней обстановке: вчерашнее белье свалено в умывальник, небритый Хулио Иглесиас, зевая, тащится на кухню, а его достоинство выглядывает из-под мятой футболки, в которой он спал. На людях не будешь собой, и даже если тебя обожают миллионы, все равно чувствуешь пустоту и фальшь. Нет большего одиночества, чем одиночество притворной любви.
Нэнси показала мне, что в жизни есть сокровища более ценные, чем валюта славы. Каждый человек так или иначе — герой, воспитывает ли он в одиночку ребенка или помогает Эдне Мур разобраться с ценами в магазине «Господин Один Фунт». Вот что доказала всем нам Нэнси, организовав вечеринку в пивнушке. Такая мысль вдохновляла. Каждый человек заслуживает похожего вечера хотя бы раз в жизни. Нет, правда, отличная идея: «Это твоя жизнь» для обычного человека. Уверен, Нэнси не станет возражать, если я подброшу эту идею Би-би-си: еженедельное развлекательное шоу, которое превратит обычных людей в героев и докажет: чтобы быть особенным, не обязательно быть знаменитым. Да подобная программа может стать антидотом в нашей одержимой славой культуре, где искажено то, что в жизни действительно важно.
Я решил отправить это предложение на телевидение, потому что такая находка не должна пропадать зазря. Я решил отправить его, потому что пора уже воздать должное настоящем героям нашего общества. Я решил отправить его, потому что все должны понять: важны не знаменитости, а люди.
Да и вообще, кто знает. Может, меня еще и ведущим пригласят…
