израненной руки. Больше не было боли и страха. Кровавый туман медленно клубился по полу и неуклонно тянулся к оцепеневшему мужчине. Тот продолжал лежать в нелепой позе, не шелохнувшись и будто бы не замечая, как сам истекает кровью. Тёмные лужицы расплывались под его телом, показывая, что мужчина находился не в лучшем положении, хотя с виду его раны и не были так глубоки, но если помощь так и не подоспеет, он рисковал и в самом деле умереть от кровопотери. Тем временем туманная пелена подбиралась всё ближе и ближе. Лицо мужчины выражало не только ужас, гнев и ярость, но беспомощность и безысходность. Запоздало Рена осознала, что тот просто не мог двигаться. Магия Танца связала их прочными узами, ведь на той полоске ткани была не только её, но и его кровь. А значит, вскоре откроется и истинное лицо!
Туман лизнул подошвы его сапог, и черты мужчины чуть подернулись, начав размываться. Светлые волосы медленно окрашивались в алый, вытянутые скулы заметно округлились, лоб, напротив, сплющился, даже кожа стала темнеть. Приятные черты уступали более грубым и резким. Туман едва добрался до щиколотки мужчины, когда Рена уже узнала своего противника: перед ней лежал шаман! Вот только было в его облике нечто странное: хоть он и заметно уменьшился в росте, так как явно уступал Этьену, и вернул себе настоящее лицо, за спиной всё ещё не хватило крыльев. Туман поглотил уже колени мужчины, но не появилось даже перышка! В алых глазах шамана бешеным огнём взвился страх. Было видно, что мужчина изо всех сил пытался пошевелиться и отстраниться от окутывающего его тумана. Шаман словно бы понимал или, во всяком случае, догадывался, что происходит и чем ему это может грозить, потому так отчаянно желал избежать грядущей участи. Но всё было напрасно. Туман дотянулся до ближайшей кровавой лужицы и, будто губка, вобрал в себя всю жидкость. Красная пелена стала плотнее и с ещё большей скоростью принялась расширяться, внутри неё уже что-то кружилось и вертелось, рождая вихри и неясные всполохи. И уже вскоре ничего невозможно было разглядеть: всё поглотил туман. Рена на миг прикрыла глаза, вслушиваясь в песнь драконеан и музыку мечей — поединок становился всё ожесточеннее. Память Жрицы услужливо советовала ей присоединиться к битве за Долину, выбрав фаворита. Несомненно, с её помощью Артмаэй одолел бы брата в считанные секунды, и внутренний голос убеждал Рену, что это было бы правильно и справедливо. Но стоило ей только открыть своё сознание, чтобы дотянуться до драконеанина, как на неё обрушился неистовый ураган воспоминаний и образов. Словно осколки разноцветного стекла в детском калейдоскопе перед ней крутились переливчатые капли, прятавшие в себе фрагменты жизни, и даже мимолётного внимания хватало, чтобы события, скрытые в них, начали разворачиваться перед внутренним взором.
Золотистая змея едва слышно ползла среди полинялых сухоцветов и пожухлой травы, она двигалась довольно быстро и, казалось, вполне осознанно. Словно нечто вело её, или же она сама чётко понимала, куда держит путь. Вскоре её морда уткнулась в чернеющий ствол огромного дерева. Змея замерла на миг, будто бы принюхиваясь, а потом ещё более решительно начала взбираться наверх. Она медленно закручивалась, пробираясь всё выше, пока, наконец, не оказалась на обширной освещённой фонарями веранде. Шмыгнув в тень, змея затаилась, почувствовав приближающиеся шаги. Некто, стуча тяжёлыми сапогами, прошёл совсем близко. Затем скрипнула дверь, и раздалось подозрительное шипение, словно кто-то неумело пытался позвать к себе затаившуюся рептилию. Та послушно вползла в оставленную щель. Немного поплутав по тёмным коридорам, она, наконец, оказалась в просторной смутно освещённой спальне. Затхлый кисловатый запах невольно заставил её ноздри колыхаться. Пол был усыпан перьями, жёсткими и шершавыми, они неприятно касались чешуи, словно желая оцарапать. Ещё немного и змея достигла высокой кровати, с которой свешивалась бледная пожелтевшая рука. Пасть непроизвольно открылась, обнажая ядовитые клыки. Казалось, вот-вот произойдёт молниеносный бросок, но змея вновь остановилась и, словно раздумывая, едва заметно зашевелила глазами. Наконец, её взгляд уловил слабое движение занавески балдахина. Змея резко развернулась и поползла к столбику кровати, взобравшись на который, плюхнулась на ложе рядом с измученным лицом старика. Двойной язычок затрепетал рядом с пульсирующей жилкой на шее. Змея словно всматривалась, решаясь на что-то, а затем проскользнула под затылок и начала закручиваться вокруг шеи. Всё плотнее и плотнее. Сонный старик часто задышал, открыв рот, но змея только сильнее сжала его шею. Раздался предсмертный хрип, после которого тело застыло. Змея же, заметив это, поспешила исчезнуть в темноте. Она вновь наткнулась на чьи-то сапоги, оказавшись на веранде. И тут её подхватили и поднесли к краю парапета.
— Рассвет уже близко, — заметил знакомый мужской голос. — Нам стоит поторопиться!
С этими словами руки говорящего разжались, и змея полетела вниз, но, едва оказавшись в воздухе, из её тела вдруг выросли крылья, которые и понесли свою хозяйку куда-то в утренние сумерки.
«Это была не я!» — осознание кольнуло Рену, сменившись облегчением. И досматривая видение, её взгляд зацепился за оставшегося на веранде мужчину. Даже в тусклом свете алого фонаря она узнала его по тёмным струящимся волосам и резким чертам. Гволкхмэй! Впрочем, едва ли в этом стоило сомневаться. Но откуда в Долине драконеан летающая змея? Разве хоть кто-то, кроме демонов, в мире мог менять облик по собственному желанию? Рена не знала ответа, но Танец упорно тянул её в новую вереницу туманных образов и картин.
Улыбающийся младенец сидел на руках и весело тянулся к длинным красным волосам матери. Порой ему удавалось захватить прядку, и он радостно тянул её к себе или просто играл, перебирая маленькими пальчиками. Когда же ему это не удавалось, он начинал бойко сучить ножками, задевая маленькие колокольчики, что венчали стоявший рядом посох. Тихий мелодичный звон приводил его в восторг и словно дразнил, побуждая к новым милым шалостям. Лицо матери искрилось счастьем, но лишь на краткий миг, а потом, будто что-то разбило зеркальную гладь сложившейся картинки-мозаики, женщина вдруг предстала гневной фурией, пытающейся не дать забрать своего малыша появившемуся мужчине.
— Он мой! Мой! — оглушающе верещала она и тщетно цеплялась за крохотное тело, ускользающее из её рук.
Эти душераздирающие вопли ещё долго звенели в ушах Рены, хотя события перед глазами уже давно изменились.
Красноволосый мальчик лет пяти сидел на вершине холма и забавлялся с мелкими камушками. Взмахом руки он заставлял речную гальку подняться в воздух, словно это были легкие пёрышки, которые сами могли парить над землёй. И камни послушно выстраивались в хороводы и спирали,
