Учёба навалилась на плечи тяжёлым грузом: приходилось силой заставлять себя читать, учить, делать упражнения. Первый месяц всё время хотелось уйти с пар купаться и гулять. Мало-помалу я вошла в ритм, старалась усваивать весь данный материал, сидела допоздна над книгами, тренировала свою силу воли.
За месяцем прошёл ещё и ещё один. И самым удивительным в этом было то, что не произошло ничего удивительного! Да, я два раза в неделю посещала танцы в фитнес клубе, старалась не пропускать студенческие вечеринки, но вся моя остальная жизнь проходила в вузе и дома. Тот странный человек иногда встречался мне в холле университета, в супермаркете возле моего дома, в столовой. Впрочем, от его присутствия в моей жизни ничего не менялось, я привыкла.
Вечно направленный на меня взор Кости, ставшего случайным свидетелем моей расправы с первыми пятью нападавшими, притупился. Несколько раз он заговаривал со мной на запрещённые для него темы, а я, как обычно, парировала шутками и уводила разговор куда-то в сторону.
Я научилась легко (по большей части легко) молчать о многих вещах, усмирять своё любопытство, мгновенные эмоции. Мне даже становилось скучно наедине с собой, я начала выдумывать себе каких-то призраков, которые пытаются поговорить со мной. Умом я понимала, что это полный бред, но, тем не менее, фантазировала.
А ещё Дилану время от времени звонила моя мать, спрашивала, как я, звала нас в гости. При любом упоминании о ней я махала руками и говорила «нет». Дилан не настаивал, но ждал, пока я созрею для того, чтобы изменить решение.
Я скучала по Свете, она приезжала ко мне в начале ноября на пару дней, мы много говорили о прошлом и очень мало — о планах на будущее. Она всё твердила, что не может проснуться и начать жить по-настоящему, что ей нужна хорошая встряска, чтобы избавиться от немощи. По моему мнению, ей не помешало бы перебраться в город, получить образование и начать общаться с мужчинами. В станице мы всех знали с самого детства, и никто из противоположного пола не привлекал взгляд.
Я намекнула ей о переезде, но она тут же запротестовала, мотивируя тем, что не может оставить маму одну.
«Что ж, — подумала я. — Пока что она не готова серьёзно изменить жизнь, цепляется за прошлое».
Я тактично старалась не затрагивать тему южных «приключений», но Света, опуская глаза и морщась, сама призналась, что на юге она подцепила какую-то вредную инфекцию и теперь пыталась избавиться от последствий. К счастью, это не гепатит, не ВИЧ и не сифилис. Но всё равно противно. Я надеялась, что этот урок она усвоила. Моя старшая сестра.
Что касается моих гормональных взрывов, то один раз это случилось со мной во сне (к счастью, Дилана не было дома в ту ночь, зато подушка пришла в негодность), ещё пару раз я пережила превращение, закрывшись в ванной, и не выходила, пока не успокоилась. Это перестало быть для меня чем-то пугающим и хаотическим, я научилась контролировать своё альтер-эго.
Страшные сновидения всё же изредка мучили меня, точнее, не давали забыть о моей природе. Наверное, это норма. После лета осень казалась сравнительно спокойной (Пашкины угрозы я восприняла как попытку показать свою осведомлённость, такое бывает, когда человек хочет поднять свою значимость в чужих глазах).
Этой осенью я никого не убила, никуда не сбежала, не покалечила Дилана, и это само по себе было для меня достижением.
Нельзя сказать, что мне не хватало жизненных катаклизмов, но, не получая известий из Верхнего Волчка, я сомневалась, что там так же спокойно. Это могло означать только одно: от меня что-то скрывали. Да, это нарушало условия нашего с Диланом договора, он хорошо постарался, чтобы я как можно меньше думала об этом. Только бы я училась и не создавала проблем другим. Впрочем, прилежная девочка Диана так и делала.
Только одно событие, произошедшее в ноябре, под самый конец осени, выбивалось из общей атмосферы спокойствия и обыденности.
В тот вечер я сидела за учебниками, готовилась к итоговой контрольной по физиологии, вдруг в дверь начали настойчиво звонить. Сразу стало ясно, что это кто-то посторонний, точно не Дилан и не Седой.
Я открыла. На пороге стояла молоденькая девочка, тоже из клана, вся в слезах, умоляла впустить её. У неё была настолько сильная истерика, что она ещё минут десять не могла ничего внятно сказать.
— Поплачь, станет легче, — сказала ей я, зная, что обычно после этого человек успокаивается скорее.
Я приготовила ей чай с мятой, она поблагодарила и взяла кружку.
— Как тебя зовут?
— Лиза.
— А я Диана. Что произошло? Кто тебя обидел?
Она снова расплакалась, потом мне постепенно удалось вытянуть из неё информацию: родители собираются выдать её замуж за Петра, причём она знает его с самого детства, уже не раз он привозил её к себе в гости, но сегодня он вёл себя как-то странно: заставлял раздеваться, залезать ему рукой в трусы и так далее.
Я узнала, что семнадцать ей исполнится второго февраля, а это значит, до свадьбы осталось ещё два с лишним месяца. Девочка была до ужаса напугана, поэтому, когда раздался короткий звонок в дверь, она вздрогнула, снова впала в истерику и стала умолять, чтобы я не открывала. Но я не намерена была пускать ситуацию на самотёк:
— Сиди здесь и не выходи, пока я не позову тебя, ты поняла? Что бы ты ни услышала, сиди здесь. Верь мне!
Если бы она позвонила в дверь к Седому, у Петра точно отбили бы всё желание нарушать законы клана. Но и я не собиралась заниматься пустыми словесными нравоучениями.
Клыки у меня во рту начали вытягиваться в предвкушении эмоционально-насильственного пиршества. Конечно, Петра нельзя было сильно трогать, но чуть-чуть потрепать можно и даже нужно.
Я открыла ему, кивком предложила войти, прикрыла дверь обратно, но не стала закрывать на замок, чтобы удобнее было потом вышвыривать его вон.
— Где Лиза? Она у тебя? — спросил он взволнованно и требовательно.
— Она не хочет тебя видеть.
— Лиза! Иди сюда! Хватит, выходи! — крикнул он.
Я обнажила свой оскал:
— А она никуда не пойдёт.
— А если я расскажу, что ты пыталась напасть на члена клана?
— А если я расскажу, что ты хотел трахнуть свою невесту за два месяца до свадьбы? Хотя, знаешь… — как бы в продолжение начатой мысли я набросилась на него, скрутила ему руки; буквально в одно мгновение он оказался прижатым к полу. — Если ещё раз ты обидишь эту девочку, мой кулак сделает из твоего носа кровавую кашу. Ты меня хорошо понял? — рычала я.
Петр весь покраснел от боли, но молчал, выражение его лица показывало только одно: он ничего не понял. Я заломила ему руки ещё сильнее, до хруста и, наконец, он взревел.
Ручка парадной двери повернулась: Дилан.
— Что здесь происходит? — как гром, прозвучал его голос.
— Не вмешивайся, — предупредила я и тут же обратилась к Петру. — Я спрашиваю, ты хорошо понял меня?
