Фриц Ламме тем временем тащит полумертвую от страха женщину к колодцу. Ее нижняя рубаха белеет в ночи. Она даже не кричит, хотя теперь может, Сыч рот ей не затыкает, она причитает, молится негромко и плачет, всхлипывает.
А Сыч ее до колодца доволок и животом положил на край, чтобы голова ее вниз, в черноту бездонную свисала и говорит:
— Ну, хватит уже причитать, хватит.
— Господи, да что же вам нужно? — из колодца голос госпожи Ланге словно издалека прилетал.
Волков подошел, поставил лампу на колодец. И говорит, к ней в колодец заглядывая:
— Нужно, что вы нам ответили на пару вопросов.
— Я скажу вам все, отпустите только, живот больно, — всхлипывает Бригитт.
Волков делает знак, Сыч вытаскивает ее из колодца.
— С кем вы были тогда, когда я застал вас в бальной зале? — сразу спросил кавалер, это был первый вопрос, который его интересовал.
— Я… Я была с младшим из Маленом, Гюнтером Дирком фон Гебенбургом, — лепетала женщина.
— А жена моя? — холодно спрашивал он. — С кем была?
Тут госпожа Ланге стала рыдать:
— Господи, Господи, святые угодники и заступники, — она вытирала слезы и, кажется, не собиралась говорить.
— Сыч, — коротко сказал кавалер.
Фриц Ламме все понял, он опять схватил ее и снова перегнул через стенку колодца, только теперь он опустил ее еще ниже, так что приходилось ему держать ее за бедра и рубаху. Волков заволновался даже, не уронит ли дурень ее туда. Но, кажется, тот держал он ее крепко. Бригитт кричал в голос, да разве из колодца докричишься до кого? Нет, только Волков и Сыч слышали ее крик.
— Ну, — спрашивал женщину Фриц Ламме. — Скажешь, кто еще был с вами, кто был с госпожой Эшбахт?
— Скажу, скажу, вытащите меня, Христа ради! — молила Бригитт.
Сыч выволок ее, пока вытаскивал, чуть не стянул с нее ее рубаху.
Хоть и темно было, лампа и звезды немного света давали, но кавалеру понравилось то, что он увидел. Красивое плечо, красивая небольшая грудь. А Бригитт как ее из колодца вытащили, вместо того, чтобы сказать то, что от нее хотели узнать, стала вдруг причитать:
— Господи, не могу я сказать. Она ко мне добра всегда была. С юных лет мы вместе. Она и подруга, и госпожа моя.
— Ах, вот как ты запела, шкура рыжая! — Сыч схватил ее за волосы на затылке рывком, так, что она вскрикнула, поставил на колени, сам присел рядом и зашипел ей в ухо страшным голосом. — Играться со мной надумала? Так знай, господин здесь только один. И это рыцарь Фолькоф, и если он велит тебя повесить, так я повешу. Будь ты хоть трижды подруга дочери графа. Но перед тем, как повесить тебя, я тебя истязать буду, шкуру твою веснушчатую спущу на сапоги себе, хочу чтобы веснушки со спины твоей на голенищах моих было видно. А уж потом повешу тебя ошкуренную.
Он по-прежнему крепко держал ее за волосы. Женщина косилась на него с ужасом, Волков видел, как ей страшно, и даже появлялось у кавалера желание отвести руку Сыча от ее волос и успокоить ее.
Но он не лез в работу Сыча, чего-чего, а нагнать страху и получать нужное лучше Сыча вряд ли кто смог бы. Разве что другой какой-нибудь… Палач.
— Говори, шкуренка, с кем была госпожа в замке? — шипел Фриц Ламме, встряхивая Бригитт немилосердно. — Говори, ты кого защищаешь, госпожу свою? Так про нее мы уже знаем, а может, ты хахаля ее защищаешь? Так зачем? Скажи кто он, и все закончится.
— Вы не упрямьтесь, — Волков присел рядом с ней, посветил ей фонарем на лицо, — я знаю, это благородно, защищать свою госпожу и подругу, только вот подруга ваша не благородна. И то, что вы сейчас секрет ее раскроете, то она от нас об этом не узнает, обещаю вам.
Но женщина только подвывала в ответ. Молчала, ни слова не говорила.
— Запираешься, — обозлился Сыч и снова потянул ее за волосы к колодцу, а у колодца остановился и, выхватив из-за пояса нож и приставив его к щеке женщины, сказал: — Экселенц, дозвольте мне кожу ее взять. Больно мне нравятся ее веснушки.
— Режь, — сразу согласился Волков, понимая, что Сыч пугает женщину.
— Только в колодец ее не бросай, не нужна мне падаль в колодце, потом новый копать придется.
— Я ее за амбарами закопаю, под навозной кучей, — обещал Фриц Ламме. — Освежую, а к утру закопаю. Скажем, что вышла до ветра, да видно, волк ее уволок.
— Хорошо, — и, вроде как, собрался уходить.
— Вы мне только фонарь оставьте, — окликнул его Сыч. В темноте кромсать ее несподручно будет.
Тут уже женщина не выражала, закричала от страха в голос, так громко, что Сычу пришлось рот ей опять затыкать.
— Тихо, тихо ты, шалава рыжая, — шипел он. — Людей перебудишь.
Но она мычала и мычала из-под его руки.
— Что? Хочешь сказать что-то? — спросил Фриц Ламме.
Она кивала головой.
— Ну, — он убрал лапищу свою с женского лица, — говори.
— Так с кем была жена моя в ту ночь?
Она тяжело дышала.
— Ну, так вы скажите?
— Это… Был…
— Ну?
— Это был фон… Шауберг.
— Шут графа? — Волков улыбнулся.
— Не говорите ему про это, не то он позовет вас на дуэль, — сказала женщина.
— Да, я уже слышал, что он обидчив.
— Так вы что, знали про него? — удивилась она.
— Конечно, Сыч за пол талера разговорил лакея и прачку, они все рассказали ему.
— Так зачем же вы меня о том спрашивали? — удивлялась она.
— А затем, госпожа Ланге, чтобы вы поняли, что дому Маленов вы больше не служите, — он встал и навис над нею, а она так и осталась стоять на коленях, он смотрел на нее сверху вниз и продолжал, — а служите вы теперь только мне. А если вы вздумаете играть со мной, так я скажу своей жене, что о ее любовнике мне сообщили именно вы. И, зная ее мерзкий нрав, уж не думаю, что вам это сойдет с рук. Вам ясно?
— Да, — ответила она.
— Надо говорить «да, господин», — толкнул ее в спину Сыч.
— Да, господин, — послушно повторила она.
— Целуй руку господина, — опять толкнул ее в спину Фриц Ламме.
Бригитт Ланге без всякого раздумья, сама взяла руку Волкова и поцеловала ее.
— Вот и хорошо, — сказал он и, склонившись к ней, прошептал. — Теперь вы моя и душой, и телом.
И поцеловал ее в губы. Совсем легко, едва прикоснувшись к ним.
— Ступайте спать, — произнес он. — Сыч, а ты впредь обращайся к госпоже
