Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
багаж. – Я подошел к ленте транспортера.
Когда мы вышли из аэропорта, они помогли мне затащить вещи в машину, и я попросил их подождать минутку, поскольку мне нужна была сигарета. И вот мы стояли втроем под ясным небом, которого я не видел уже очень давно.
– Так, значит, Оливер предупредил тебя… – прокомментировал я.
– Тебе повезло: этот парень, похоже, готов простить тебя и заботиться о тебе, что бы ты ни сделал. Если ты искал себе пару на всю жизнь, то вот же, ты нашел ее в нем, – сказал отец.
– Но не забывай, мы тоже твои приятели, – напомнил мне Джастин, и впервые за несколько недель я не мог не улыбнуться.
Настоящая улыбка. Я положил руку ему на плечо, чтобы притянуть его к себе, и сделал последнюю затяжку.
– Поехали, – сказала я, открывая дверь машины.
Джастин подошел ко мне.
– Слушай, Аксель, если тебе нужно поплакать…
– Еще одно слово – и ты труп.
Я забрался на заднее сиденье и увидел, как отец подавил улыбку, прежде чем водрузить очки на переносицу. Сначала они пытались завести разговор, но потом поняли, что мне приходится прилагать усилия каждый раз, когда они задают вопрос, и оставили меня в покое, возможно, потому что достаточно хорошо меня знали, чтобы понять, что мне нужно время.
Я любовался пейзажами, когда мы ехали прочь от города и все вокруг покрывалось растительностью. Мне казалось, что я наконец-то еду домой. Я просто сомневался, что смогу назвать это домом, если рядом не будет Леи.
Июнь. (Лето. Париж). (Зима. Австралия)
114. Лея
В первую ночь, которую я провела одна в этой пустой квартире, я была готова открыть чемодан, сложить все свои вещи и улететь следующим самолетом. Отправиться за Акселем. Сказать ему, что я совершила ошибку, что все это не имеет никакого смысла. Но я этого не сделала. Я просто не спала всю ночь, пока не оказалась в его постели почти на рассвете, потому что простыни все еще пахли им. Его запах всегда ассоциировался у меня с морем и следами соли, которые оно оставляло на коже, с солнцем и прекрасным летним светом.
Я делала так в течение недели: пыталась работать днем, запершись в стенах студии, которые, казалось, иногда обрушивались на меня, а ночами думала о нем, о последних часах, когда мы были вместе, любили друг друга, пытались понять друг друга сквозь эту массу сомнений и молчания.
После тех первых нескольких дней, когда я снова стала эмоциональной и уязвимой девушкой, которой не хотела быть, я приняла решение и однажды вечером, спустившись из студии, сняла простыни с его кровати, прежде чем поддаться искушению лечь на них. И закинула их в стиральную машину. Я сидела, скрестив ноги, на полу перед ней, наблюдая, как последний след его тела двигался по кругу, пока наконец не остановился. След прервался. Когда я открыла дверцу, меня обдало запахом кондиционера для белья, и отчасти это было облегчением, но отчасти вызвало желание заплакать, потому что так скучать по нему – явно нездорово.
Постепенно я начала больше концентрироваться на работе. То, что Скарлетт была рядом со мной, следила за каждым моим шагом, помогало мне заставлять себя вставать рано утром. Я сделала несколько вещей, о которых она меня просила: две картины, похожие на предыдущие. Также я завершила кое-что еще, что-то свое, но не показывала ей, потому что у меня было предчувствие, что ей это не понравится.
Оливер звонил мне каждый день после обеда. Мы разговаривали о мелочах, о его жизни, о работе, о новостях дня или о разных глупостях, хотя в глубине души я умирала от желания спросить его, все ли в порядке с Акселем.
– Расскажи мне, что ты сегодня делала, – попросил он.
Я сняла обертку с леденца и вздохнула.
– Обедала с коллегами из галереи, после того как провела там утро, обсуждая выставку, которая состоится в эти выходные; ну, знаешь, все организовывала, уточняла последние детали.
– В общем, тебе нравится?
Я ненавидела, когда он задавал мне подобные вопросы; это заставляло меня думать, а я не хотела прокручивать все это в голове, потому что, делая это, я не находила ответов, которые, как мне казалось, искала, и это еще сильнее расстраивало меня.
– Пожалуй, да, – ответила я.
– Тебя что-нибудь еще беспокоит?
Я рассеянно лизнула леденец:
– Мне сказали, что, возможно, мне стоит записаться на уроки французского.
– Вау, звучит серьезно. И что думаешь делать?
– Еще не решила.
– И я не вижу, чтобы ты прыгала от радости.
– Ага. – Я грызла леденец, пока не раскрошила его.
– А как у тебя с готовкой? – спросил он, потому что, когда я жила в общежитии, я ела в столовой и не беспокоилась об этом.
– Ужасно. В один прекрасный день я помру от голода.
– Ты шутишь, да? – Он забеспокоился.
– Конечно да! Я в порядке, дурачок.
– Ладно. Поговорим завтра. Береги себя.
– Ты тоже, Оливер.
Я повесила трубку и неподвижно просидела на диване, пока не стемнело. Наверное, никогда раньше я не осознавала, насколько мне одиноко. Я посмотрела на телефон и подумала, что это почти ирония судьбы, что я вычеркнула из своей жизни единственного человека, которому доверяла настолько, чтобы делиться с ним такими интимными чувствами. Бросив телефон на приставной столик, я откинулась на подушки и уставилась в потолок, закрыв глаза и сделав глубокий вдох.
115. Аксель
Я вернулся к своей рутине. Часами терялся в волнах, а когда приходил домой, уже близился полдень, и я перекусывал всем, что попадалось в холодильнике. В галерее делал что придется, хотя Сэм прилагала все усилия, чтобы занять меня, так как думать о чем-то другом пару часов в день уже было облегчением. В остальное время я лишь мучил себя, думал и слишком много пил.
Однажды утром в субботу мама заявилась без предупреждения – как раз то, что мне было нужно. Я отошел в сторону, чтобы дать ей пройти, и взял из ее рук пакеты с покупками.
– Что все это значит, мам? – простонал я.
– Суп. И фрукты. Овощи. Нормальная еда, Аксель, – сказала она, открывая холодильник и сканируя полки взглядом. – Как давно ты не ел нормально? Ты худеешь. И выглядишь как выживший в кораблекрушении. Иди побрейся, ради всего святого, или я сама это сделаю, а я предупреждаю тебя: у меня не очень хорошая координация, да и терпение, раз уж на то пошло. Что ты там стоишь?
– Мам, я не в настроении, правда.
– Делай что тебе говорят, – пробормотала она.
Я закатил глаза, но повернулся и пошел в ванную. Я достал бритву и, закончив процедуру, стоял несколько секунд, глядя на свое изображение в зеркале и задаваясь вопросами о том, кто я, что осталось от того, кем я считал себя, прежде чем Лея изменилась на моих глазах. И я не имел в виду ничего дурного. Некоторые люди просто приходят к тебе, чтобы все перетряхнуть, открыть ящики, полные страхов, и заставить тебя стать лучше, человечнее, правдивее.
Я услышал пару стуков в дверь.
– Долго ты там торчать собираешься?
Я открыл дверь и угрюмо посмотрел на маму.
– Да блин, мам. Дай мне время.
– Я слишком часто давала тебе время на протяжении многих лет. Это моя вина, что я не заметила, поверь мне, мы все тащим что-то свое. Давай, заканчивай и садись, еда готова.
Я опустился на старый диван и взял миску с супом, которую она протянула мне. Она устроилась в кресле напротив меня, взяла ложку и молча принялась есть.
Я посмотрел на нее и улыбнулся.
– Что тебя так веселит?
– Ничего, – покачал я головой.
– Скажи-ка, или я завтра снова приду.
Это была натуральная угроза.
– Мне забавно думать, что ты, наверное, единственный человек в городе, который покупает этот суп, который
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
