Она побросала туда же диванные подушки и с наслаждением распласталась на родном «пушистике».
Поначалу валялись молча. Юлька всё ждала-ждала, а этот ордынский стервец изволил невовремя задуматься. Не притянул её к себе. Не уложил женину лохматую голову на грудь. Не запустил пальцы в волосы. Пнуть его что ли — боролась она со знойным желанием лягнуть горячего степного батыра.
К счастью, он додумал-таки свою думу и вспомнил о ней. И притянул к себе, и уложил голову на свою широкую грудь. И пальцы — которые она узнает среди тысяч с закрытыми глазами — пошли перебирать не слишком свежие с дороги волосы. Моветон, конечно: женщина с грязными патлами просто не имеет права лежать рядом с мужчиной. Но с мужем можно. Он ведь муж. Он её всякую видел.
— Я тебя люблю, — чересчур жёстко для романтичной обстановки просипел Даян.
— Правда? — одними губами шепнула Юлька, зажмурившись в предвкушении ответа.
— Для того и отпустил, чтобы проверить: как оно без тебя?
— Без тебя плохо, — вырвалось у неё.
— Без тебя тоже, — просто констатировал он. — И ты больше не уйдёшь.
— Куда я без тебя? — удивилась Юлька нелепому заявлению. — Я что полоумная? Нет, конечно, бывает. Но чтобы дважды одну и ту же глупость…
— Ты не можешь просто исчезнуть из жизни Кирилла, — пресёк Даян дамские излияния. — Нужно поговорить.
— Зачем? — удивилась Юлька.
Он чуток подумал и согласился:
— Незачем. Нам так и так сниматься с места. Придётся удирать. Севка тебе сказал про шамана?
— Угу.
— И что ты об этом думаешь?
— Хочу наверх и тебя, — честно призналась она, что покойный шаман не присутствует в её думах.
Жаль, конечно, дедушку. Если все его так превозносили, стало быть, он много сделал людям добра. Плохо, что не дотерпел до такого важного дела, как их спасение.
— А наверх зачем? — насмешливо осведомился Даян, проезжаясь ладонью от её макушки до копчика. — Я же здесь рядом.
Мурашки вприпрыжку догоняли его руку. Волна вернувшейся истомы прошлась по спине, животу и канула… куда надо. Она вернулась — эта поджигательница и подстрекательница. Предательница, из-за которой Юльку забекренило настолько, что она сдуру чуть не сломала себе жизнь. Понеслась в поисках страстей по чужим домам. Сломала жизнь хорошему человеку, выкупив обратно своё счастье.
Жестокая мерзавка — обругала себя Юлька. Зная, что сломает что угодно кому угодно, лишь бы не потерять своего мужа.
— Не ругай себя, — предложил Даян, переворачивая её на спину. — Ты всё равно не можешь выбирать между ним и мной. Ты моя женщина. Раз нет выбора, нет и вины.
Они давно так долго и ненасытно не целовались. Пожалуй, с юности. А когда подустали, Даян просто касался её лица носом и губами. Часто-часто, нежно-нежно.
— Стрекоза в янтаре, — прошептал он с непременной при этом усмешечкой.
— Клоп в канифоли, — парировала Юлька, легонько царапая его спину.
Мысль о том, что в любой момент сверху может спуститься ребёнок, не пришла ни в одну их дурную головушку. Они любили друг друга долго, с наслаждением, позабыв о времени. Замкнувшись в своём собственном пузыре пространства, недоступном для вторжения чужаков.
Их персональный эдемский сад, где им судья лишь Бог. Где память тощала на глазах, теряя тонны ненужных воспоминаний о сомнениях и обидах. Всё, что привносил в их существование огромный мир людей, пропадало вместе с самим этим миром. Пуф! И нету. Только он, она и они оба.
— Может, «Рейд» попробовать? — не особо надеясь на успех, процедил Даян, когда рухнул на спину и отдышался.
Юлька разлепила веки и уставилась на освещённую уличным фонарём люстру. Трио ящериц свешивались с неё, зацепившись хвостиками и сверкая на все лады. Паразиты бесстыже пялились на, так сказать, человеческие утехи. Ощущение ожидания чего-то окутывало их почти видимой дымкой нетерпения.
— «Чистый дом» лучше, — возразила она. — Убойное средство. Только воняет.
Ящерки с неописуемым интересом прислушивались к беседе приговорённых. Те лежали на спинах, прижавшись друг к дружке плечами. Будто стояли в строю. И ни черта не боялись всё стремительней приближавшегося конца. Юлька всем сердцем его чувствовала. Даян тоже — иного и быть не могло.
— Не отходи от меня и Севки ни на минуточку, — попросила она. — Думаешь, мы и там будем вместе?
— Даже не сомневаюсь, — от всей чистоты сердца заверил он. — Пришли ведь не за тобой, а за нами. Ты глянь на их морды. Они хотят всех целиком.
— А если там мы забудем друг друга? — вдруг пришла ей в голову сокрушительная мысль.
— Снова встретимся, — усмехнулся Даян, нащупав её руку и сжав в своей. — Я снова в тебя втрескаюсь по уши. С первого взгляда.
— Что ты врёшь? — с притворной досадой зашипела Юлька, еле сдерживая смех. — Если бы не залетела, ты бы вообще обо мне не вспомнил.
— Перед тем, как зайти в поликлинику, ты сидела на углу под тополями на скамейке, — невозмутимо взялся он перечислять. — С какой-то крашеной вульгарной блондинкой. В порнографических колготах в сеточку. Разукрашенной, как портовая шлюха. Вы о чём-то препирались. Потом она вскочила, обозвала тебя идиоткой и уковыляла на своих шпильках, как на костылях.
— Никакая она не шлюха, — озадаченно возразила Юлька. — И вообще стала крутым экономистом. Ритка очень умная. А потом что было? — придирчиво уточнила она.
Хотя и без того поверила: он там был, всё видел. Значит, следил за ней. Значит…
— Потом ты сидела и дулась. Долго — меня достало торчать на остановке напротив. Хотел уже подойти и потребовать чистосердечного признания.
— Не говори, что ты знал о беременности.
— Рассказать, как ты покупала тесты? Между прочим, аптекарша слупила за эту инфу сто баксов.
— Да, — деланно вздохнула Юлька, — всё конфиденциальное страшно дорого. Особенно для дебилов. А бесплатно ты поговорить со мной не мог?
— Не мог, — неожиданно жёстко отрезал Даян, но спохватился и сбавил тон: — Я должен был знать: убьёшь ты моего ребёнка, или на тебя можно положиться? Все эти ваши прелести с выпуклостями, конечно, штука приятная. Но жена… это твоё всё. Если девчонка так легко упала в твою постель, а после так же преспокойно вычистилась, это не женщина. Бесполая пустышка. Мне такая не нужна. Как бы глаза ею не восхищались. А мотню не оттопыривало.
Осмысливать сказанное нужды не было: она и без того знала своего Даяшу, как облупленного. Осталось прояснить лишь одно:
— Не врёшь, что с первого взгляда? И когда? В твоей съёмной хате на Хорошевке?
— Не вру, — тоном солидного человека «с положением» прогудел он. — Только не на Хорошевке, а у Бориса Борисыча на даче. Когда меня притащили
