несчастных?
— Никто и не говорит, что это случится — покачал я головой — Но я такой человек, что везде видит потенциальные дыры в обороне и спешит их заткнуть. Если однажды Замок вдруг попрет на нас — заступничество Центра может спасти ситуацию. Как-то смягчить, что-то изменить… ну вы понимаете.
— Понимаю… и сегодня же поднимусь по очищенной от грязи лестнице и наведаюсь в общий зал Центра, где мирно побеседую о Боге и его заповедях.
— Спасибо, батюшка — улыбнулся я, протягивая старику запечатанную пачку красного Марли — Используйте это, чтобы вас там и дальше привечали.
— Грешно подкупом подкрадываться, грешно — вздохнул священнослужитель, забирая сигареты и вставая — Но что поделать? Ведь ради благого дела…
— Более чем благого — кивнул я, вкладывая в ладонь старика небольшую бутылочку женских духов, помаду и три искусственные алые розы — Одарите дам цветами, красками и ароматом, отче. Не все же сигареты вонючие любят.
— Не был ли ты, сын мой, агентом каким секретным в прошлом? — тихо рассмеялся Тихон, убирая дары в карман — Прямо в душу зришь людям. Знаешь, чем угодить и чем подкупить. Страдальца — сигареткой, кокетку — помадой или цветком.
— Агентом? — хмыкнул я — Нет. Хуже. Я был предпринимателем новой волны. Только и думал о том, как заработать больше при меньших затратах. Как стать богаче. Еще богаче. И еще богаче…
— И получилось?
— Сами видите — рассмеялся я, проведя ладонью по столу и сжав пальцы на ручке кружки.
— Вижу что получилось — кивнул Тихон — Вижу.
— Вот как? — удивленно приподнял я бровь — Прямо получилось?
— Ты молод и здоров, Охотник. Какое еще богатство тебе нужно в этом мирке престарелых и озлобленных? — спросил старик.
Ответил я секунды через две. Кивнул и подтвердил:
— Я богат.
— Богат как Крез, умен как Соломон и хитер как Шахерезада — добавил Тихон и поднялся — Мы верим в тебя, Охотник. Ты зажег в наших старых темных душах яркую искру надежды. Прошу только об одном — не умри, не пропади.
— Даже и не планирую — широко усмехнулся я, поднимаясь — Ладно. Займусь-ка делами бытовой нудности.
— Бытовой нудности — повторил Тихон и покачал седой головой — Хорошо сказал. А я пожалуй начну восхождение в богатые палаты Центра…
На том мы и разошлись.
Поднявшись в хижину, я аккуратно развесил все снаряжение, сменил нательное белье, запихав пропотевший ком в мешок, что позже передам в стирку. В душ отправляться я пока не планировал — сделаю это позже и не в Бункере. Буквально силой заставив себя усесться, поочередно проверил каждый палец на ноге, подстриг отросшие ногти, избегая остригать слишком коротко — если поранить, то потом ходок из меня будет никакой и вполне вероятно воспаление и заражение. А оно мне надо?
Из-за странного приступа одобряемой мной паранойи еще раз осмотрел все свое «уличное» снаряжение, прощупав каждый шов, подергав за каждую пуговицу, липучку и тесемку, убедившись, что все держится крепко и нигде ничего не разошлось.
Бережно расчел мех, вывернул одежду наизнанку — чтобы просохла быстрее и лучше. Следом настала очередь рогатин, ножей и снеговой лопатки — их проверил с той же тщательностью.
Вот оно мое новое чувство, моя новая озабоченность, мое новое понимание. Если эти жизненно важные для меня вещи придут в негодность далеко от убежища — я умру. Это в обычном мире, в обычном городе, я мог небрежно напялить кроссовки — сминая беспощадно задники пятками — накинуть рубашку и выйти на улицу даже без взгляда в окно. А зачем? Даже если дождь или холод — до припаркованной под окнами машины все одно добегу. Если останусь без обуви и при этом нахожусь далеко от машины — да плевать. Дойду до дома босиком, ложными комплексами я не страдаю и плевать хотел на чужие косые взгляды. Если дело зимой случилось — вызову такси. В общем — не проблема. Плевать. Никаких сложностей при любом раскладе.
Но тут дело иное…
Помнится смотрел я передачу про охотников севера. Про тех, кто пропадает месяцами в глухой тайге, охотясь на пушистых зверьков с собакой и настораживая ловушки-давилки. И вот там, во время интервью, тот самый охотник, бородатый улыбчивый детина, обстоятельно отвечая на вопросы милой ведущей, глядел не на красотку, а на разложенные перед ним на столе детали ружья. Отвечает, а сам каждую деталь раз за разом ветошью оглаживает, пристально разглядывает, крутит в мозолистых пальцах. Собрав ружье, занялся патронами, следом, без паузы, схватился за лыжи, мимоходом заметив, что надо бы и снегоход капитально проверить. И так — постоянно на всем протяжении долгого интервью. Сначала я подумал, что он просто стесняется камеры или же пытается показать себя крайне занятым человеком — важность напускает. А затем понял — нет. Нихрена подобного. Охотник полностью сфокусирован на проверке и починке вещей и снаряжения. Почему? Да потому что от их исправности зависит его жизнь.
Неухоженное ружье даст осечку — и вылезший из берлоги медведь шатун разорвет тебе живот, сдерет лицо, натягивая его на затылок. Останешься без обуви — и получишь обморожение, лишишься ног. Не зря Милена вспоминала Маресьева — бравый военный проявил чудеса стойкости, доказал свою волю к жизни всем, включая небожителей, но это не спасло его ноги — ему их отрезали. С морозом не шутят.
Не проверишь забрасываемые на зимовку крупы — и в самый неподходящий момент обнаружишь, что крупа поедена жучком. Придется жрать только мясо.
Не углядишь трещину в лыжах…
Не заметишь, что разошлись швы на куртке…
Я слышал и читал множество историй о том, как жизнь человека обрывалась из-за сущей мелочи — включая оторвавшуюся пуговицу на штанах. Но раньше для меня это был повод улыбнуться и не более того. А все потому что городские жители давно уже не выживают в привычном понимании этого слова. Их главная и регулярная ежемесячная сложность — планирование семейного бюджета. А выживание сводится в угодливых улыбках начальству — чтобы премии не лишиться или не дай бог работу потерять.
Охотник тщательно проверяющий снаряжение. Эта сцена все не идет из головы. Но я только рад этому — помогает и мне придерживаться схожих правил. Правил, от которых здесь зависит жизнь.
Улегшись на перешедшую мне в наследство кровать старого охотника — ставшую его смертным ложем — мысленно поблагодарил Антипия. А затем поблагодарил и вслух, нарушив тишину хижину искренним словом «Спасибо». Только после этого я провалился в сон — как всегда мгновенно после
