Впрочем, уже поздно задавать эти вопросы читателю, настроенному настолько доброжелательно, чтобы дочитать текст до этого места. Но у меня есть достойный ответ.
Образцовый Паладин[387]
Для меня Веспуччи интересен не только сам по себе, но и с исторической точки зрения, потому что он был из странной, формирующей мир породы: мужчины средиземноморья, ушедшие в Атлантику, обитатели внутреннего моря, которые пересекли океан. Несколько поколений они находились на фронтире атлантических вояжей, словно европейцы атлантического побережья не были способны исследовать собственный океан без посторонней помощи. Иногда кажется, что если бы не решимость средиземноморских участников, то Атлантика, которую мы обжили – домашнее море цивилизации Запада, посредством которого налажен трафик товаров и идей, и к которому мы всё еще обращаемся за защитой – могла вообще не возникнуть.
Я смотрю в ретроспективе на жизнь Веспуччи с полосок земли, расположенных на границах Атлантики: из Массачусетса, где работаю, и с земли моих предков в Галиции на северо-западе Испании – форпостов распространения жизни по всей Атлантике. Поскольку по происхождению я безоговорочно западный европеец, меня не заподозрить в слепой и неприязненной ангажированности, если я скажу, что мы – западные европейцы – являемся осадком евразийской истории, а наша часть мира является отстойником, в который влилась евразийская история. Мы любим бахвалиться великим вкладом Западной Европы в создание западной цивилизации и, следовательно, мира, ибо мировые горизонты расширились и традиции Запада были разнесены по всей планете. Можно вспомнить научную и индустриальные революции, Просвещение, Романтизм и другие движения более сомнительного происхождения и толка, включая глобальный империализм, для продвижения которого Веспуччи сотоварищи сделали так много. Но всё это – относительно недавние достижения. Если оглянуться еще дальше, на несколько тысячелетий назад, то мы увидим, что большинство великих перемещений, оформивших Европу, пришли извне – из Азии – и направлялись с востока на запад: приход землепашества, металлургии и индо-европейских языков; миграция финикийцев и евреев, затем степных кочевников и цыган; трансмиссия идей и технологий, включая лучи из Азии, что упали на «восточное лицо Геликона[388]» и воспламенили греческий огонь в античности. И последовало влияние ислама на средневековую мысль, а китайских империй Сун и Юань – на западные технологии.
Все эти подвижки и перемещения пригнали всяческое отребье и беженцев в Западную Европу. Здесь мои предки смотрели на океан на протяжении сотен, а может быть, тысяч лет, даже не смея уходить далеко в его воды. Он им был нужен для рыбной ловли и каботажных перевозок. Недостаток смелости у них кажется ошеломляющим в сравнении с народами Индийского и Тихого океанов. В последнем случае муссоны облегчали дальние путешествия во всю ширину океана и вдоль побережий Азии и Восточной Африки в течение веков еще до того, как кто-то сумел предложить надежный трансатлантический путь. В Тихом океане примерно тысячу лет назад полинезийские путешественники, самые умелые мореходы в мире, достигли пределов технологии того времени, пересекая открытый океан, чтобы колонизировать Гавайский архипелаг, остров Пасхи, Новую Зеландию и острова Чатем, расположенные в тысячах миль от дома достигших их навигаторов. Единственным исключением из общей инертности, присущей народам атлантического периметра, были норвежские и ирландские навигаторы, которые, используя направленные к западу течения Арктики в одну сторону, и западные ветры, преобладающие в Северной Атлантике, на обратном пути, колонизировали Исландию, начиная с 8-го века, и продолжили свои изыскания, добравшись до Гренландии и Ньюфаундленда где-то на переломе тысячелетий.
«Подъем Запада» часто называют центральной проблемой современной мировой истории. В долговременной перспективе, впрочем, инертность Запада кажется более заметной и более непонятной. Почему люди атлантической стороны Европы так долго ничего не предпринимали?
Когда же наконец сообщества по всему побережью Атлантики – главным образом в Испании и Португалии – начали осуществлять амбициозные проекты в 14-м веке, то они полагались на лидерство, инвестиции и сметку, пришедшие к ним из глубин Средиземноморья. Энергичные люди пришли с Майорки, а начиная со второй половины 14-го века и во всё увеличивающемся количестве – из Италии. Эти земли давали навигаторов, корабелов, картографов, финансистов, которые помогали исследовать Азорские острова, а также архипелаги Мадейра и Канары в 14-м веке, и колонизировать их в 15-м. До второй половины 15-го века эти новые люди служили инструментарием для португальских путешествий в африканской Атлантике, деньги на которые давали итальянские финансисты. А в 1490-х португальцы, получая деньги из того же источника, пересекли Южную Атлантику в направлении Бразилии – и далеко вглубь океана, в зону западных ветров, которые вынесли их в Индийский океан.
За крайне малым исключением мы не знаем почти ничего о большинстве из этих средиземноморских создателей современной Атлантики – кроме их имен. Но в самом конце истории, когда Испания и Португалия производили достаточное число навигаторов, чтобы не прибегать к помощи итальянцев, случаи Колумба и Веспуччи обеспечили нас материалом, из которого можно узнать или понять, почему итальянцы искали западный путь, а не оставались в комфортабельном и относительно богатом, старом и спокойном Средиземноморье. Они – практически последние в длинном списке итальянских вкладчиков в морскую экспансию средневековой Иберии. Сын Джона Кабота Себастьян последовал за отцом в Англию и далее в Северную Атлантику, прежде чем вернулся в Испанию. Один из братьев Колумба и два или три его кузена или племянника присоединились к адмиралу в его плаваниях. Джованни Веспуччи пошел по стопам дяди и поступил на службу испанской короне. Но времена менялись. В Испании и Португалии доморощенные таланты и амбиции пришли на смену итальянским в том, что касалось исследовательских экспедиций. Даже в финансовой сфере немецкие, а затем и французские банкиры начали соперничать (хотя и не вытеснили их полностью) с итальянскими.
Поэтому, если мы хотим понять исходную точку возникновения атлантического мира, важно знать, что побудило или заставило Веспуччи принять во всем этом участие. Но легенда Америго затуманила правду. Он не был тем, каким его представляет традиция, а именно, хозяином своей собственной судьбы. На самом деле он никогда не был достаточно одарен богатством или талантом, чтобы делать самостоятельный выбор. На каждой стадии своей жизни, каждом изгибе ее траектории, он бежал от бедности и неудачливости. Именно это, мне думается, являлось бэкграундом большинства поздних средневековых искателей приключений, которые покидали Средиземное море ради Атлантики. Покинуть спокойное и знакомое море ради океана неизвестных случайностей? Амбиции могут быть достаточно сильными, но отчаяние всегда послужит достаточной причиной. Только на излете жизни Веспуччи добился финансовой надежности и чего-то похожего на «славу и честь», стремиться к которым призывал его когда-то отец. Слава оставалась зыбкой, честь оказалась пропитанной подозрениями и упреками. В ретроспективе его жизнь
