кричу Хамишу, пока воздух проносится мимо нас.
— Это прирожденное, — кричит он в ответ.
Мы останавливаемся на полуденный обед, и я съедаю каждую крошку. Свежий воздух пробуждает во мне аппетит, но теперь в конце дня я не падаю обессиленной кучей в своей палатке.
Я откидываю голову назад и смотрю наверх.
— Никогда не узнаешь, что там, наверху, несколько сотен человек. Ничего не слышно, — говорю я.
Хамиш ложится на спину рядом со мной.
— Неа. Разведчики говорят, что иногда до них доносится отдалённый шум во время наших воскресных праздников. Конечно, прежде чем начать, мы всегда убеждаемся, что тропа пуста.
— Сколько времени занимает путь от Гласиума до Осолиса? — спрашиваю я.
Он поджимает губы.
— Два дня. Если правильно выбрать время. Нужно учитывать дым.
Я пристально смотрю на него. Два дня! Мне понадобился месяц, чтобы пройти через Оскалу.
Он продолжает.
— Я никогда не проделывал этот путь. Отец считает, что мне не стоит заниматься торговлей.
То, как он это говорит, даёт мне понять, что он думает о мнении своего отца. Я знаю, что обычно он ухаживает за животными. Наверное, кто-то другой занимался этим, пока он учил меня летать.
Я хотела бы начать обсуждать то, как Флаеры могут кардинально изменить коммуникацию между Гласиумом и Осолисом. Но я ещё недостаточно хорошо знаю Хамиша, чтобы затрагивать эту тему. Особенно учитывая, что секретность — величайший закон Иры.
— Вот где я их видел, — перебивает Джимми, указывая на большую спиралевидную скалу.
Теперь я вовсе не слышу Хамиша. Я следую взглядом за направлением пальца Джимми и начинаю движение, когда вижу, что мы на тропе. Я не заметила, как далеко вниз мы улетели. Слабое, почти забытое воспоминание будоражит меня. Я цепляюсь за него, и оно возвращается ко мне. В Оскале мне казалось, что я схожу с ума. Расщелины скал стали казаться мне ящерицами Теллио, а однажды показалась вспышка красного цвета, которую я списала как очередную иллюзию. Теперь я задаюсь вопросом, что же было на самом деле. Волосы Джимми отдают красным цветом. Если так, то повезло, что его не заметили Малир или Рон. У них не было помехи в виде вуали.
— Джимми.
— Да? — отвечает он.
Мне нужно сформулировать свою мысль осторожно.
— Я не хочу, чтобы ты не слушался свою маму и отправлялся на разведку в одиночку, — говорю я. — Но, если ты пойдёшь вместе с другими и заметишь что-то необычное, не мог бы ты рассказать мне? — спрашиваю я.
Он обдумывает мою просьбу. Я знаю, что его сдерживает.
— Конечно, никто никогда ничего не узнает от меня. Ну, знаешь, о том, где ты был и люди, с которыми ты ходил.
Он улыбается мне, протягивая свою пухлую руку. Я со смехом пожимаю её.
Я прикусываю губу, а затем добавляю:
— Будь осторожен.
Мы пролетаем достаточно далеко между островами, чтобы увидеть барьер из дыма, стоящий вокруг Осолиса. От этого запаха у меня просыпается желание увидеть братьев. Они где-то подо мной. Что они делают? Устраивают ли всё ещё Близнецы переполох своим нянькам? Наслаждается ли всё ещё Оландон вниманием каждой молодой женщины? Спустя целый год я нахожусь в пределах видимости своего мира! Я могу ускользнуть на Флаере. Правда, у меня до сих пор нет вуали. Но с тех пор, как я прибыла сюда, я видела несколько материалов, уникальных для Осолиса. Возможно, в Ире найдётся подходящая ткань, чтобы сшить новую. В конце концов, они торгуют с обоими мирами.
— Нам лучше возвращаться обратно. Уже поздно, — говорит Хамиш.
Я отрываюсь от края.
Если бы такая возможность представилась год назад, я бы ухватилась за предоставленный мне шанс. Теперь я почти уверена, что, если вернусь, меня прирежет мать. Извращённая мысль, но от этого не менее правдивая.
Следующим вечером на еженедельном празднике я снова оказываюсь в полном недоумении, как эта деревня так долго оставалась незамеченной. Должно быть, отец Адокса был очень умён. Я знаю, что Адокс именно такой. Он разумен и даёт хорошие советы, не склонен к гневу и поощряет честность и благородство. Он поистине дорожит своим народом.
— Тебе больше не нужны уроки, — говорит Адокс, когда я присаживаюсь рядом с ним.
Я сдерживаю улыбку.
— Нет, не нужны.
— Хочешь сказать ему сама или мне это сделать? — спрашивает он, указывая взглядом на Хамиша.
Я тихонько смеюсь, но чувствую досаду от потери постоянного общения с Хамишем.
— Я сама сделаю это, — говорю я.
Смех Адокса вторит моему.
— Удачи.
Я гадаю, насколько он стар. У него почти столько же морщин, как и у Аквина.
Я смотрю на потрескивающий огонь, который согревает мою кожу. Мои мысли быстро обращаются к моему наименее любимому Бруме. Огонь всегда напоминает мне о нём. О том, как он заставляет меня чувствовать себя. Я зажмуриваю глаза, пытаясь прогнать эти мысли. Почему они не уходят?
— Кого ты оставила в прошлом, девушка? — спрашивает он.
Не поворачиваясь, я прочищаю горло.
— Никого.
Смешок говорит мне, что он думает о моём ответе.
— Ну, кем бы ни был «никто», должно быть, он занимал большое место в твоём сердце, раз ты выглядишь такой грустной, — говорит он, медленно поднимаясь со своего места.
Я смотрю, как он хромает прочь, и моё сердце падает в груди.
Я улыбаюсь, глядя, как Хамиш кружит одну из женщин из яслей по танцевальной площадке. Он ловит мой взгляд и подмигивает. Я отшатываюсь как от огня, беспокоясь, что он снова потащит меня танцевать. Мне совсем не понравился этот опыт.
Через несколько минут он растягивается рядом со мной, тяжело дыша. Усмехаясь, он обнимает меня за плечи.
— Не волнуйся, детка. Это просто танец, — говорит он.
— Не называй меня деткой, — огрызаюсь я.
Только один человек назвал меня так, и я не рада напоминанию.
— Ты можешь танцевать с кем хочешь.
Я замолкаю. Говорю так, будто безумно ревную. Он ухмыляется и наклоняется ко мне. Я быстро отдёргиваю голову.
— Ладно тебе, Уиллоу. Прости.
Я вздыхаю и высвобождаюсь из его объятий.
— Невзирая на то, как это звучит, мне, правда, всё равно, с кем ты танцуешь. На самом деле, я надеюсь, что сегодня вечером ты потанцуешь с большим количеством женщин и найдёшь какую-нибудь милую девушку, которая полюбит тебя так, как ты того заслуживаешь. Я возвращаюсь к Ише, — говорю я, поднимаюсь с низкого сиденья и быстро удаляюсь от танцующих.
Полагаю, я выразилась достаточно ясно. Если он не понял этого намёка, то он такой же непробиваемый, как камень под моими ногами.
— Уиллоу, подожди!
Я оборачиваюсь и вижу вспышку
