Обещаю. Не делай того, о чем позже пожалеешь, — нашептываю я. Мужчина не шевелится, но неотрывно следит за мной своим взглядом.
Поворачивается к шкафу и снимает с крючка ремень.
— Максим, пожалуйста, не надо! Пожалуйста, прекрати! — выкрикиваю я, понимая, что, если в его руках ремень — мне будет очень больно. — Я просто хочу вернуться домой, и совершенно не хотела нанести тебе вред… — он подступает ко мне, пока я пытаюсь отползти подальше от края кровати. — Зачем ты это делаешь? — всхлипнула, пробуя с ним говорить, но он не реагирует ни на одно мое слова.
Его жесткая рука обхватывает лодыжку, и Максим дергает меня к себе с моим оглушительным визгом. Ни на что не обращая внимание, сдергивает с меня штаны, оголяя бедра и ноги. Я захлебываюсь в слезах, когда Гордеев дергает меня к себе еще ближе, наклонившись к моему лицу.
— Умоляй меня, и может быть, я остановлюсь, — цедит он, заставляя меня расширить глаза от изумления переплетающееся со страхом. Гордеев замахивается и бьет по лицу… Я мгновенно припадаю к кровати, ощущая металлический привкус крови, замечая черные пятна перед глазами. Половина лица будто онемело, а ухо заложило.
Видимо, раньше он себя очень сдерживал.
— Умоляй! — закричал Максим так громко, что я поежилась.
— Прошу тебя, Максим, не делай этого. Я больше не буду тебе ни в чем перечить, — пришибленно шепчу я.
— В глаза смотри, лживая сука, — он очередной раз дергает волосы, перехватывая мой подбородок, заставляя смотреть в его потемневшие грозные глаза.
— Прости меня, Максим, прости, больше не буду, — нашептываю я, пытаясь овладеть своими мыслями, которые разбегаются в разные стороны из-за страха перед мужчиной, угрожающе нависшего надо мной.
— Не верю, — безжалостно говорит он, дернув меня вверх, заставив встать на ноги.
— Нет, нет, нет! — запаниковала я, пытаясь вывернуться из его рук. — Не надо, я умоляю тебя! Слышишь? Прошу, я сделаю все, что скажешь, не нужно этого делать! Пожалуйста, Максим, пожалуйста, — он наклоняется и поднимает меня на свое плечо. — Нет, Максим, не делай этого. Я не хотела тебе навредить, только вернуться домой! — кричу, когда замечаю, что он несет меня в ванную комнату.
Ставит меня на кафельный пол перед наполненной ванной, и я запуганно смотрю на мужчину, который без лишнего сочувствия ответно смотрит в мои глаза. Я не знаю того, кого вижу перед собой. Различаю в его взгляде угрозу моей жизни и плачу от бессилия, низко склоняя голову.
— На колени, — рычит это безжалостное животное.
— Пожалуйста, Максим, не делай этого. Мне страшно. Прости меня, я больше не буду пытаться сбежать. Больше никогда не попытаюсь, — сквозь слезы говорю я, захлебываясь собственным страхом.
Он замахивается ремнем, и бьет немного выше колена. Я с воплем падаю на твердый кафель, и только благодаря тому, что Максим схватил меня за волосы, я не ударилась лицом об бортик ванны.
— Не убью, — выносит он свой вердикт. — Но теперь запомнишь надолго, что ты должна быть послушной девочкой, — Максим поворачивает меня к ванне, надавив на затылок и плечи, опуская меня с головой под воду.
Легкие болезненно обжигает до безгласного крика под водой.
Часть 12.2
Когда он грубо укладывает меня на кровать и переворачивает на живот. Не сопротивляюсь. Меня разве что жутко колотит, и, скорее всего, от ужаса. Я вся мокрая от воды, голова адски раскалывается, пока я беспрерывно криком умоляла Максима остановиться.
Но Максим не остановился ни тогда, ни сейчас. Он избавляет меня от одежды и присаживается на мои ноги. Я смиренно лежу, только напряженно схватив одеяло, сжав его в побелевшие кулаки. Мне становится страшно, потому что новая боль будоражит меня до агрессии и ненависти, из-за которой я срываюсь и оказываюсь в еще худшем положении.
Как бы я ни хотела выбраться, все равно в ловушке.
— Максим, хватит, — нашептываю я, но остаюсь смиренно лежащей.
— Ты смеешь мне приказываешь? — рычит он, и по мне пробежались мурашки от такой угрожающей интонации.
— Нет, нет… Я прошу тебя, мне очень сложно… — он не дает договорить, опустив ремень на выгнутую спину, из-за чего я истошно завопила, но одеяло, которое я неожиданно захватила зубами, заглушило этот душераздирающий вопль.
Гордеев все время эмоционально холодный, и на мое изумление действительно не получал удовольствия от своего сексуального садизма… Но тем не менее он все равно не останавливался, словно это в порядке простых вещей, продолжая быть горячим и возбужденным.
Пока Максим цепко держал меня под водой, безжалостно хлестал обнаженные ноги, чтобы я кричала и у меня заканчивался воздух как можно быстрее. Едва я нахлебалась воды, он доставал меня, неоднократно ставя на колени. Давал отдышаться и нашептывал на ухо, что непослушных следует строго наказывать… А беглянок укрощать.
— Нет? Малышка, я слышу, что ты приказываешь мне, — утверждает Гордеев, наслаждаясь моим болезненным извиванием всего тела.
— Максим, пожалуйста… — я медленно сдаюсь, отчетливо понимая, что каждое слово неизбежно влечет за собой новую вспышку гнева мужчины. Буду я охотно соглашаться, умолять или активно сопротивляться, все равно он сделает то, что хочет. А он сейчас хочет сделать мне очень больно.
Господин Гордеев гребаный маниакальный садист и тиран. Вот только как бороться с такими людьми я не знаю.
— Ты должна не просить, а умолять. Почему я всегда тебе все повторяю? — гневается он, и новый удар приходится на хрупкую спину.
На меня будто вылили кипяток!
— Да пошел ты, несносный мерзкий ублюдок… — брыкнула я ногами, безуспешно пытаясь вылезти из-под него. Гордеев заливисто смеется, пока я беспомощно кручусь под ним, но Максим сильно давит на затылок, выбивая из меня строптивость, насильно заставляя испытать худшие ощущения удушения.
— Ярослава, ты глупая до невозможности, — утверждает Максим и я с ним полностью солидарна.
Только идиотка посмеет ему хамить… Но какой же резон унижаться, когда он меня продолжит насиловать и жестоко пытать? Плевать, все равно я буду пронзительно кричать, а он продолжит испытывать полное чувство власти надо мной.
— Я вырву твои руки! — вскрикиваю, выгибаясь от его особо жестоких ударов.
— Сначала вылези из-под меня. Жалкая, как маленький неразумный котенок. Да что ты можешь против меня, малышка? Только царапаться, — процедил он, слезая с меня и переворачивая на многострадальную спину. Когда безуспешно пытаюсь ударить его по самодовольному лицу, он перехватывает запястья, вбивая их по обе стороны от моей головы.
Единственное, что я могу, так это действительно быть жалкой и царапаться, иногда шипеть, но я сравнительно слабая. Это понимание ежедневно съедает меня изнутри. Рядом с ним я никто.
— Кто еще
