— Ты еще спросил меня, где находится рай. И я снова отвечу тебе: здесь, мой мальчик, он здесь, в тебе.
Клэр стояла на веранде и видела, как Росс вышел из коттеджа, прошел в конец причала, спустил парус и отнес его в лодочный домик. Она готова была предложить ему свою помощь, но даже издали поняла, что он плачет.
Она всегда угадывала, когда родственнику пациента нужно помочь, а когда его лучше оставить наедине с собой. Человек отдавался своим горьким размышлениям, порой совершенно терял самообладание, но потом вновь собирался с силами. Каждый по-своему переживает приближение неизбежной разлуки с близким и любимым человеком. Она до сих пор не могла равнодушно относиться к их горю, но хорошо знала все стадии, через которые им суждено пройти.
Но сейчас, глядя на вздрагивающие плечи и стиснутые кулаки Росса, она с трудом заставила себя не вмешиваться в его горе. Он был ей далеко не безразличен, и тяжело было видеть, как он страдает. До сих пор Клэр удавалось слегка отстраняться от страданий людей, но с Россом все было иначе, и прежний опыт уже не помогал. Она должна была соблюдать дистанцию, предписанную этикой ее профессии. А вместо этого, почти против ее воли, в ней зарождалось сильное чувство к этому человеку.
«Уж не влюбилась ли я», — с тревогой думала Клэр.
Если верить книгам и фильмам, любовь — невероятно радостное и светлое чувство, обещающее долгую и счастливую жизнь с любимым человеком. А для Клэр она создавала новые трудности. Надо было как-то выпутаться из этой ситуации.
Тот, кто первый придумал слово «влюбиться»[14], попал в точку. Оно верно передает ощущение невесомости, полета, охватывающее человека во время падения, и в то же время осознание неотвратимости конца. Падение невозможно остановить, невозможно повернуть вспять. И когда ты ударяешься о землю, тебе становится очень больно.
Глава 20
В следующие несколько дней один за другим прибывали родственники Джорджа — сын Герард из Кейптауна и Луис из Токио, со своими детьми и супругами.
Они съезжались в лагерь «Киога», как вассалы, вызванные своим монархом, Джорджем, восседающим в своем кресле-каталке в вестибюле курорта, где он их встречал. Все давно не виделись, и теперь то и дело слышались изумленные восклицания, смех, шутки, чей-то плач, тут же заглушаемый уговорами не расстраивать Джорджа, который с восторгом встречал каждого родственника. Вот что значит семья, думала Клэр. Родственные узы образовывали невидимую защитную сеть. Радикального средства лечения болезни Джорджа не существовало, но эта прочная нежная связь с близкими ему людьми поддерживала его, придавала ему сил. Видимо, Росс, глядя, как братья его отца и их дети радостно обнимаются, целуются, то со слезами, то со смехом, тоже понял целительную силу родственных связей. Как ни трагичен был повод, он давал возможность собраться всей многочисленной семье. Клэр радовалась, что ни один из членов семьи не пренебрег этой возможностью.
Кое-кто из родственников остановился в городе, в старом отеле «На озере Уиллоу», принадлежавшем еще одному Беллами — сыну Чарльза Грегу и его жене Нине. Но большинство устроились в лагере «Киога». Вскоре хижины и коттеджи заполнились людьми, приехавшими повидаться с Джорджем.
Прибыли жена Тревора с остальными детьми. Луис и его жена жаловались на задержку их рейса, твердили, как они соскучились по настоящему кофе. У дважды разведенного Герарда оказалась куча детей от обоих браков. Люди вели себя по-разному: кто-то излучал оптимизм, принужденный или натуральный, а кто-то был явно расстроен и напуган, что было понятно. Сознание неизбежной и скорой смерти родного человека не может не причинять горя близким, и чем больше он любим, тем тяжелее все это воспринимается. Когда прибыли последние гости, все собрались у входа в ресторан, на торжественный обед.
— Даже не пытайтесь разобраться в наших семейных отношениях, — посоветовал Клэр Росс, оглядывая заполненный людьми вестибюль. — Со временем вы сами разберетесь кто есть кто.
— Какое счастье иметь такую обширную семью!
— Ну, я бы назвал это сомнительным счастьем, — усмехнулся он.
— Признаться, я вас не понимаю.
— Ничего, скоро поймете.
Он протянул руки навстречу красивой блондинке, которая приближалась к ним, цокая высокими каблуками по выложенному плиткой полу. Клэр дала ей около пятидесяти лет, хотя видно было, что она молодится. На ее красивом лице с натянутой кожей и пухлыми губами, какая бывает у женщин, близко знакомых с косметической хирургией, застыла принужденная, заученная улыбка.
— Клэр, рад познакомить вас с моей матерью Уинифред.
Так вот откуда этот холод, подумала Клэр и вежливо наклонила голову.
— Рада с вами познакомиться.
— А также мою тетушку Элис, — продолжал Росс, представляя ей женщину, которая была моложе и чуть полнее, чем Уинифред, но такая же холодная и высокомерная. — Айви — ее дочь.
— Это мы с Элис просили полицию остановить вас, — сообщила Уинифред.
Что ж, во всяком случае, она откровенна.
— Джорджу очень повезло, что у него такие любящие и заботливые родственники.
— Разумеется. — Уинифред испытующе смотрела на Клэр. — Объясните мне, пожалуйста, зачем молодой девушке возиться с таким стариком?
— Я ценю вашу откровенность, — сказала Клэр, действительно не любившая притворства. — Дело в том, что я опытная медсестра, обладаю лицензией на право оказывать пациентам частные услуги по уходу, и откликнулась на приглашение Джорджа, который нанял меня после личной беседы.
Уинифред и Элис обменялись взглядами, в которых сквозило явное подозрение.
— Если бы вы на самом деле хотели ему помочь, вы убедили бы его вернуться в город. Он нуждается в людях, которые желают ему добра! — отрезала Элис, и обе дамы круто повернулись, собираясь войти в ресторан.
— Кстати, — вмешался Росс, — кажется, официант ждет, когда кто-то возьмет два последних бокала с коктейлем. — Он указал им на молодого человека с подносом, а сам отвел Клэр в другую сторону. — Вот это я имел в виду, когда говорил о сомнительном счастье иметь такую большую семью.
— Надо сказать, я не обижаюсь на их подозрительность. Просто они беспокоятся о вашем деде.
— Не о нем, а о его деньгах.
— Ну, думаю, не столько о деньгах, сколько о сохранении того, что имеют.
— А вы очень добрый человек, я вижу.
— Благодарю, но я вовсе не добрая, просто констатирую факт.
— Господи, неужели вы не можете принять даже самый маленький комплимент?! Клэр, я вас просто не понимаю.
