Книга Нам нельзя - Ольга Джокер

смехом и тупой ноющей болью в левой половине груди. Глеб за решёткой, у отца вторая семья…. Что ещё приготовит мне жизнь? Когда кажется, что я больше не выдержу, появляются всё новые и новые сюрпризы. В один прекрасный момент я просто сломаюсь, мне не под силу это вынести.

Становится до ужаса интересно, знал ли Воронцов о том, что у отца есть внебрачный ребёнок. Я делаю глоток вина, пьянею ещё больше и понимаю, что да, скорее всего, он знал. Возможно, знал ещё Артур, папин товарищ. Я вспоминаю, как на одном семейном торжестве он странно подкалывал отца. Тогда я не придала никакого значения слову «гарем», но сейчас всё встало на свои места. Глеб тоже знал. Он всё знал и не говорил мне.

Звонок от мамы раздаётся в десятом часу вечера. Я тут же снимаю трубку и выжидающе молчу. Хочу, чтобы она заговорила первой.

— Никуш, ты сможешь ко мне приехать? — звучит приглушённый голос. — Тебя всё ещё ожидают суши.

Я тут же закусываю нижнюю губу до крови, чтобы в очередной раз не завыть.

— Мам, могу! Сейчас только Тумана покормлю и сразу же вызову такси. А папа?..

— Он.. ушёл. Я помогла ему собрать вещи.

Глава 55

На следующий день я забираю документы из вуза.

В деканате хватаются за голову и пытаются меня переубедить, но я непреклонна. Ухожу. Не хочу забивать голову тем, что мне никогда в жизни не пригодится. Я сотню раз говорила отцу, что строительство — это не моё. До дрожи, до отвращения и тошноты. Он приводил весомые аргументы, и я ломалась, подстраиваясь под него. Это же папа. Он лучше всех знает, как правильно и как нужно. Он опытный и умный. Самый лучший.

Сейчас же вера в него значительно пошатнулась. Где тот добрый и щедрый папуля, который баловал меня гостинцами после работы? Где тот, кто брал меня на рыбалку, сажал себе на плечи и разбирался с моими обидчиками в школе? Где тот, кто мазал зелёнкой разбитые до крови коленки и дул на них так сильно, что мне никогда не было больно?

Я его не знаю. Теперь не знаю. Кто этот родной и в то же время чужой человек? Его вторая жизнь, в которой нам с мамой нет места, меня не то чтобы шокировала… убила. Обломала мне крылья.

На удивление, мама принимает новость о внебрачном ребёнке отца вполне спокойно и без истерик. Держится молодцом, не плачет и тем более не пытается покончить с собой. Она строит планы, ходит на встречи с подругами и всё чаще залипает в телефоне. Возможно, зарегистрировалась на сайте знакомств и таким образом пытается отвлечься. А ещё они с тётей Ирой планируют полететь в апреле в Италию. Зовут и меня, но я отказываюсь. Каждый день я буквально силой заставляю себя просыпаться, чтобы есть, ходить, работать, жить...

Мама сказала, что ситуация с отцом была для неё предсказуемой. Это как в детстве: ты понимаешь, что чудес не бывает, но доказать, что Деда Мороза не существует, не получается. И ты продолжаешь верить в него только по этой причине. До тех пор, пока своими глазами не убеждаешься в том, что тебя много лет подряд обманывали.

Отец переезжает в ближайшую гостиницу. Он живёт там чуть меньше недели, а затем арендует квартиру в нашем районе. Родители продолжают созваниваться и обсуждать общие вопросы, даже несколько раз встречаются на нейтральной территории. Оказывается, не так-то просто вычеркнуть более двадцати лет совместной жизни. Расставание — это далеко не последняя точка маршрута.

Мама всё чаще просит меня остаться на ночь и даже радуется, когда я привожу к ней Тумана. Я специально покупаю запасные мисочки и лоток для него. Наверное, мы с мамой никогда не были настолько близки, как сейчас. Всё потому, что испытываем схожие чувства. Одни на двоих.

Эмоции постепенно утихают, но полностью отпустить ситуацию не получается. В такие моменты я часто думаю о том, что, если бы рядом был Глеб, он непременно подсказал бы мне, как вести себя дальше.

Мне его не хватает. Остро, сильно, постоянно. Так больно, будто кислотой обжигают душу. Внутри образуется огромная чёрная дыра, которая с каждым днём, что мы не вместе, становится всё больше и больше.

Когда я заканчиваю очередную съёмку, мне звонит Яна.

— Не хочешь сегодня встретиться? — спрашивает она.

— Хорошо, но только недолго. Я хотела заехать в гости к Свете. Она вчера не отвечала на мои звонки, а мне так важно услышать новости о Глебе!

— Возможно, новостей нет?

— Но тогда почему бы просто не снять трубку и не сказать мне об этом?

Мы встречаемся в центре города в небольшой кофейне. Заказываем кофе и десерты.

Янка немного обижалась на меня за то, что я бросила вуз, но потом остыла. Мы с ней не разлей вода. Наверное, такая реакция вполне нормальна. Ей будет сложно без меня, а мне без неё. Но никто же не запрещает нам общаться вне университета?

— Такой прикол расскажу! — смеётся Янка. — Вчера на лекцию припёрся Лев Борисович. Достал журнал, стал проверять всех присутствующих по списку. Назвав твою фамилию, ехидно улыбнулся и жирным шрифтом вывел прогул. Мы с ребятами с трудом сдерживались, чтобы на всю аудиторию не захохотать. Терпели-терпели, до тех пор пока он не попросил передать Крыловой, что в новом семестре ей не поздоровится! Как сидорову козу гонять по предмету будет.

— Вы признались? — улыбаюсь я.

— Да, когда перестали ржать. Эта новость выбила его из колеи! Теперь не к кому придраться будет.

— Переживёт, — фыркаю я.

— Естественно, но не поверишь, всю оставшуюся лекцию он был сам не свой. Вроде объясняет материал в своей привычной манере, но голос такой грустны-ы-ый!

Я комкаю в руке салфетку, с трудом сдерживая слёзы. В последнее время я стала жутко раздражительной и плаксивой. Одно только слово может выбить меня из колеи. Вот и сейчас: Янка рассказывает короткую историю и мне бы выдохнуть с облечением, что ушла из нелюбимого вуза, но я почему-то грущу. Надеюсь только, что никогда не пожалею о своём выборе.

На улице конец марта, и в город приходит долгожданное тепло. Правда, в нашем сибирском городке плюс три градуса — это уже почти жара.

Я медленно бреду по улице, сжимая в кармане телефон. Всё жду, что Света перезвонит, и тогда мне не придётся