Кларк недоуменно смотрел на них. Его раны начали затягиваться, и он, не веря своим глазам, провел по ним рукой. Он испуганно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на сестру.
– Я… – хрипло пробормотал он. – Кларкия…
Его единственный глаз наполнился слезами, а лицо искривилось в немом ужасе. Он подбежал к сестре, но Вульфус резко оттолкнул его. Кларк упал на колени рядом с ними, и молча смотрел, как Вульфус, рыдая, прижимал к себе тело мамы. Кларк затрясся. Шрамы на его лице вдруг начали расползаться, открывая второй глаз – здоровый и ясный.
Кларк испуганно отшатнулся, встал и провел руками перед своим лицом. Он чуть уменьшился в росте, его лицо изгладилось от морщин, а голова поросла мягкими кудрями. Слезы все катились по его лицу, а кожа становилась светлее, покрылась румянцем, влажные глаза засияли чистым блеском. Перед нами стоял маленький мальчик, красивый и нежный, с чудесной кудрявой головой.
Он бросился к сестре и прижал ее руку к своей груди. Вульфус отрешенно смотрел на него. Я подошла и присела у тела мамы.
Она выглядела умиротворенной. Вина, которая угнетала ее всю жизнь, исчезла, и ее душа успокоилась. Ее губы, усеянные почерневшими следами крови, были изогнуты в полуулыбке. Я положила руку ей на живот.
– Мама.
В груди все сжалось. Я не хотела ее отпускать, но понимала – она ждала. Ее ждали. Я видела, как рядом с ней выросла фигура отца. Он нежно посмотрел на меня и кивнул. Я вытерла навернувшиеся слезы, вздохнула и наклонившись, поцеловала ее.
– Я люблю тебя.
По каменной плитке, на которой она лежала, пошла трещина, и все вокруг затряслось. Ее тело медленно опустилось в землю. Вульфус и Кларк сделали шаг назад. Прорезаясь сквозь камень, из земли показалась темная ветка, которая с каждой секундой удлинялась и утолщалась, делилась и расползалась, покрываясь белыми цветами.
Многочисленная толпа, затаив дыхание, наблюдала, как в самом центре площади выросла высокая вишня. Она горела и слепила нас своим белым свечением, расточая в воздухе цветочный аромат. Время будто остановилось, никто не шевелился и не говорил. Весь Иннис, каждое живое существо, населявшее его, застыло в восхищении и умиротворении. Вульфус, дрожа, опустился на колени рядом с вишней, приложился головой к ее стволу и закрыл глаза. Он что-то судорожно шептал.
Кларк вдруг издал шумный вдох, и все взгляды устремились на него. Он на глазах становился все младше и теперь походил на четырехлетнего ребенка. Он испуганно достал из кармана высохший одуванчик, – такой же, каким когда-то воспользовалась я сама, – и выронил его из ослабевших рук. Рэй подбежал и подобрал его.
– Что ты загадал? – спросил он, пристально глядя на маленького Кларка.
Тот растерянно защебетал.
– Я хотел…
Он не успел договорить. Он уменьшался, пока не превратился в лепечущего малыша, а потом и в новорожденного младенца. Он был таким маленьким, что утонул в груде одежды, оставшейся от взрослого Кларка.
Я подошла и приподняла его. Кларк был крошечным. Он не кричал и не плакал, лишь спокойно глядел на меня большими глазами, такими чистыми, что от них не хотелось оторваться. Вся площадь застыла, не веря в произошедшее. Бережно неся младенца, я приблизилась к вишне, взяла его маленькую ладошку и приложила к стволу.
Мама в красивом сиреневом платье возникла перед нами и улыбнулась. Кларк моргнул, потянулся к ней. Их ладони соприкоснулись, и мне показалось, что и мама вновь стала маленькой девочкой. Она улыбалась все шире, роняя слезы, и гладила его крохотные пальчики. Кларк глядел на нее своими блестящими глазами и вдруг улыбнулся в ответ. Мама выдохнула, коснулась губами его ладошки. Она в последний раз одарила его ласковым взглядом, и спустя мгновение исчезла.
Я прижала Кларка к груди и обернулась к остальным. Никто ничего не говорил, все лишь удивленно глядели на нас. Рэй все еще сжимал в руках стебель одуванчика.
Я подошла, забрала стебель из его рук и какое-то время молча разглядывала его.
– Он хотел родиться заново, – сказала я, крепче прижимая к себе младенца. – Вот, что он загадал.
Глава 18
Вульфус неделю не выходил из своей спальни. Присцилла прилежно носила ему еду, забирала нетронутые подносы, часами дежурила у его двери, но он ничего не замечал. Когда я подошла, она встала и в ее глазах промелькнула надежда. Она обошла меня и тихими семенящими шагами направилась к лестнице.
Я занесла руку, чтобы постучать, но замерла, пытаясь собраться с духом. Я никогда не сталкивалась с ним лицом к лицу, наедине. Инстинктивный страх перед ним сковал мое тело. Сглотнув, я с трудом заставила себя пошевелиться. Я осторожно постучала и прислушалась. Не услышав ответа, я медленно открыла дверь и проскользнула внутрь.
Я не сразу нашла его в полумраке комнаты. Шторы были задвинуты и совсем не пропускали дневного света, но, оглядевшись, я увидела его сидящим в кресле в самом углу. В спальне стоял запах грязной одежды, залежавшейся еды, немытого тела. Я на цыпочках подошла к занавескам, раздвинула их и настежь открыла окно.
Вульфус недовольно поморщился от внезапного яркого света. Казалось, только тогда он заметил мое присутствие. Его взгляд безразлично скользнул по мне.
– Проваливай, – хрипло пробормотал он.
Он изменился до неузнаваемости. Исхудавшее лицо, болезненные глаза с тяжелыми темными мешками, спутавшиеся жирные волосы, почти все седые, сухие длинные пальцы с пожелтевшими ногтями, голые, бледные ступни. Глядя на него, вместо привычного страха, я вдруг почувствовала жалость.
Его спальня показалась мне еще больше, еще холодней моей бывшей темницы. Широкая кровать была идеально заправлена темно-красным покрывалом с огромным изображением птицы. Эмблема Ависов была везде: на шторах, на стенах, на рукоятках кресел, на комоде и даже на половицах. Полы скрипели от каждого шага, и из-за тонкого слоя пыли, на них оставались следы. Дорогая, массивная мебель была расставлена вдоль стен, и все же спальня казалась невыносимо пустой. Только портрет, висевший над креслом Вульфуса, намекал на то, что у этой комнаты был живой обитатель.
– Кто это? – спросила я, показывая на портрет.
Вульфус даже не взглянул в мою сторону. Я подошла, отметив про себя, что еще никогда не стояла так близко от него по своей воле. Я будто сбросила что-то тяжелое, цепенящее и с удивлением осознала, какими легкими могут быть мои движения.
Из портрета на меня смотрели молодые мужчина и женщина, сидевшие на небольшом диване. Он обнимал ее за талию, а она чуть склонила к нему голову. Они улыбались, и в их лицах проскальзывало что-то знакомое.
– Это Сигнус Авис, не так ли? Он здесь такой молодой… И эта женщина… Они выглядят очень счастливыми.
Вульфус хмыкнул и впервые посмотрел на меня с долей интереса.
– Мои родители, – сказал он. – Их не стало еще до того, как я вступил в Совет.
