— Ты слышала?
Его слова лукавили. Он же не мог клясться её именем и не понимать, что условия клятвы она не услышит. И все же — говорил не как с Судьей, это было верно. Даже имени не называл, будто не желая обращаться к ней по тому имени, что не было настоящим.
— Я слышала чуть-чуть, — уклончиво улыбнулась Сальвадор, хоть и слышала все.
Он попросил свободу. Для неё. То, чего она не ждала ни в коем случае, уж слишком удобны в некоторых случаях товарно-денежные вопросы передачи рабов…
Зачем мужчине рядом свободная женщина, если можно держать ту, что просто обязана подчиняться?
— Придешь на капище к закату? — Пауль шепнул хрипло, и явно уже ощущая, что все, их время совсем вышло. — Он распустит ошейник, ты не иди за караваном. Иди туда.
С ума сойти, он назначает ей встречу — и на её же капище. Было в этом что-то безумно забавное.
— А что будет там? — спросила только для того, чтобы задержать его хоть еще на чуточку.
— А там… Мы поговорим? — будто сомневаясь, что она захочет, неловко откликнулся Пауль.
Они поговорят? О чем же? О том, где жить и сколько заводить детей? Это так мило, так желанно, но почти невозможно, так о чем же еще? О том, как быстро им прикончить друг дружку, чтобы в легенде это сложилось совсем красиво?
Пауль осторожно сжал её ладонь, что-то в неё вкладывая. Нежное, гладкое…
Бутон. Это был тот самый бутон лотоса, что Пауль упер под носом у Нии-Фэй. Синий лотос, знак любви, тот, что становился символом сердца того, кто брал его в руки — лег на ладонь Сальвадор и раскрылся тут же, стоило эффинцу убрать ладонь. И этот жест был слишком красноречив, настолько, что слова, которые и так-то не находились — вдруг совсем закончились.
Признания в любви бывали многословнее. Но красивей — вряд ли…
Он любит её? Зная её истинную сущность? Помня, кто именно обрек его на рабство и Арену?
От этого уже даже не тряслись руки… От этого ходила ходуном вся душа.
— Пауль… — Сальвадор запнулась, пытаясь нашарить «под ногами» хоть что-то. Ничего. Она даже не находила, как ей ответить ему, чтобы это было хотя бы достойно.
— Все не сейчас, — Пауль дернул плечом, намекая, что ему пора, и все-таки заставил её отпустить его руку. Шагнул к барьеру, толкнулся в него ладонью, прошел сквозь — его пропустила магия.
Обернулся и уже сквозь голубоватую перелену глянул прямо в глаза Сальвадор. А ведь на Мун он смотрел иначе…
— Ужасно жаль, что я могу дать тебе так мало, сердце мое. Я дал бы и больше. Если бы мог — отдал бы все.
Он бредил. Бредил и сам верил в истинность своих слов.
Он давал мало?
Он?
Тот, кто готов был отдать все, и даже жизнь принести в жертву ради её свободы?
Он ведь был смертен. Все еще…
Для неё — не было таких границ, лишь те, которых хочется избежать, следуя собственной гордости, она не потеряла бы ничего такого, аналогичного его жертве.
Пауль шагал к Фарею, и Сальвадор необдуманно шагнула вслед за ним. Не было сил расставаться с ним снова. Но вот её барьер удержал, оказавшись удивительно твердым.
— Са-а-алли, — тягуче шепнул Ворон, возникая за её спиной, и Сальвадор инстинктивно сжала пальцы, пряча лотос от его взгляда.
Впрочем — он ведь о цветке знал. Не мог не знать. Но показывать Эльясу такое — это было все равно, что пригласить этого ублюдка понаблюдать за первой брачной ночью.
— Ты пришла полюбоваться на то, как глупо сейчас твой драгоценный покончит с собой? — тем временем, будто и не замечая лотоса, склонившись к уху Сальвадор, пришептывал Эльяс. — Ты же не собираешься ему мешать, а, негодница?
Он будто ощущал направление её мыслей. Вообще-то она собиралась… Но не говорить же об этом вслух!
У Эльяса была такая самоуверенная улыбочка… Он будто в уме уже доиграл партию и наслаждался собственной победой.
— Ты ведь не имеешь права отказываться от благословения, — усмехнулась Сальвадор, возвращаясь взглядом к Паулю, касавшемуся плеча с отпечатком крыла Ворона, — слово бога нерушимо.
— Кто же с меня спросит? — фыркнул Эльяс, а Пауль дернулся головой в сторону магического барьера, будто не понимал чего-то.
— Кажется, в нашем договоре было что-то про то, что я имею право вершить суд над бесчестьем в моих землях, — губы улыбались все злее, — по закону богов, я должна предупредить тебя об этом. Ведь твой промысел — божий. Я — правосудие этих песков. И ты ведь знаешь, что сильнее правосудия нет ничего? Таковы слова Шии-Ра, определяющие мою силу.
Ей показалось, или Эльяс скрипнул зубами, будто именно последние её слова как-то его задели.
— С каких пор ты разбираешь дела мужчин? — тем не менее небрежно бросил Ворон, а Пауль тем временем, не мудрствуя особо, рванул клинок из ножен. — Эффинец ведь мужчина, или я чего-то не знаю?
— Не помню, чтоб в моей клятве Шии-Ра было подобное ограничение, — сладко улыбнулась Сальвадор, — я забочусь о тех, кому это необходимо. Если бог нарушает клятву, я могу его покарать. Так что?
Гулко грохнуло — это взвыл свободный и набравший силу Фарей, призывавший мощь пустынной бури. Саллад совершенно не поскупился, наделяя эту тварь магическими способностями.
Ну же, Пауль, давай, один удар клинком, лишенным силы благословения, и она получит право вмешаться. Получит право вогнать кинжал судьбы в сердце Эльяса, а потом — уже без необходимости следовать глупым правилам пари, бросится к этому несносному герою на выручку.
Пауль, сшибленный с ног ударившей рядом с ним молнией, увернулся от полосы пламени, вырвавшейся из пасти Фарея, и вскочил, снова вступая в бой. У него не было силы благословения, но была безбашенная самонадеянность и верное искусство. Он знал Фарея, он помнил, как сражался с ним в прошлый раз, и что тогда сработало. Поэтому и бросился к тяжелым огромным лапам, одновременно сокращая расстояние между собой и шайтановой тварью, лишая Фарея возможности пользоваться огнем или молниями, и подбираясь к уязвимым местам. Подобрался, замахнулся, и…
Эльяс склонил голову набок. Почему-то Сальвадор это ощутила — видимо потому, что была напряжена как струна, ожидая уже, наконец, повода положить конец этому произволу. А может — этому поспособствовала волна магии, которую из-за вопиющей близости Ворона Сальвадор не могла не ощутить.
Там — за магическим барьером, за плечами Пауля вдруг плеснулась пара черных крыльев, вспыхнул ярким лиловым пламенем клинок, да и в силе он, кажется, прибавил. По-крайней мере, от удара клинком Фарей взвыл так, что стало ясно — шкура пробита очень глубоко. Пес отпрянул, пятясь от врага, вдруг ставшему опасным.
За спиной зашумели караванщики, готовясь вот-вот двинуться в свой торопливый бег.
— Ты умеешь держать слово? — не получилось удивиться без сожаления. Нет, конечно, ей никогда так сильно не везло, но она уже поверила, что подловила Эльяса на малом, и сможет получить свое право на расправу с ним.
