Мальчик из нашего города
Пессимисты ошибаются – есть ещё мальчики в русских селеньях. И в армии служить они готовы. Просто потому, что из всех многократно скомпрометированных ценностей верят только в долг, честь и осознанную необходимость.
Она позвонила во «Времечко», когда речь шла об очередном бегстве новобранцев из армии – кажется, целым отделением. Звонили три категории населения, и все три негодовали. Интенсивнее всех реагировали призывники. Они не понимали, зачем им идти в армию, в которой всё так очевидно плохо. «Это фактически на два года арест ни за что, – сказала одна девочка, которая как раз собиралась в ноябре этого года на позицию провожать бойца. – И за два фактически года может ещё неизвестно что как бы случиться». Видно было, что она не очень уверена в себе, в своих фактически как бы чувствах, и её бойца было особенно жаль. Вторая категория негодующих была из числа военкоматских сотрудников, главным образом отставных. Наконец, третья группа респондентов утверждала, что мы всё врём. То есть солдаты не бегут.
И тут позвонила медсестра Галина Ивановна из города Иванова, сказавшая просто и ясно:
– А я очень хочу, чтобы мои дети служили в армии. У меня двое сыновей, одному уже тридцать, и он отслужил. А другому в конце декабря будет восемнадцать, и я надеюсь, что он пойдёт служить. Кто-то же должен, – сказала она без тени экзальтации.
Это меня потрясло. В былое время, лет двадцать назад, когда я сам очень боялся армии (хотя все равно в конце концов её не избежал), я бы лично удавил любого журналиста, сочиняющего положительный очерк о положительном юноше, идущем в положительную часть. Таких очерков в годы моей юности было очень много. Главной проблемой солдат в этих идеальных частях было то, что они слишком быстро толстели от невероятно вкусных каш, на которые их повара были великими мастерами.
Сам я отслужил, и даже сравнительно нормально. Мне повезло попасть в хорошую часть, в хороший город Питер. Со многими тогдашними друзьями я встречаюсь до сих пор. Кошмары о том, что меня призывают снова, потому что служба при советской власти теперь не в счёт, я тоже до сих пор вижу. И увидеть мальчика, которого до того достал родной город, что ему невыносимо приспичило в армию накануне Нового года, я захотел всей душой.
Медсестра с младшим сыном живёт на окраине Иванова. Называть фамилию они мне запретили и просили их не фотографировать.
– Понимаете, если вы напишете, что Саша хочет служить, к нему в армии будет другое отношение. Подумают, что он хочет выделиться. А это нам ни к чему.
Меня кормили обедом из щей и котлет, своих, непокупных. Медсестра Галина Ивановна работает в двух местах – в поликлинике и больнице. Саша после школы хотел поступить в медицинский институт в Москве, не поступил, весь год готовился к армии и вот теперь пойдёт туда, потому что ничем, кроме медицины, он заниматься не хочет, а откашивать от армии ему показалось безнравственным.
– Вот понимаете, – сказал он, глядя на меня исподлобья большими карими глазами, странно выглядящими на пухлом и спокойном лице блондина. – Вы все пишете… и говорите там у себя… что все врут. А почему же вы сами врали? Вы же говорили, что пытались откосить. Зачем?
– Затем, что я принёс бы больше пользы себе и людям, если бы с 1987-го по 1989 год занимался своим делом, – сказал я раздражённо.
– А вы не можете знать. Есть долг, понимаете? Вот Рошаль. Это мой идеал вообще, я так считаю.
«Мой идеал Гагарин, частично Экзюпери», – вспомнился мне ядовитый фильм «Водитель для Веры».
– Вот Рошаль, – продолжал Саша, – он сказал, что готов хоть боевика оперировать. И перевязывал действительно. Потому что у врача как раз такой долг. И я поэтому хочу быть врачом – и буду обязательно после армии! Это как раз профессия… в которой понятно, что делать. И в армии понятно.
– А сами вы не можете определить?
– Я могу, но для себя. А я хочу, чтобы я был не только себе нужен. Не должен человек жить только для того, чтобы расширить вот эту квартиру, – он обвёл широким жестом свою комнату. Кроме неё в квартире есть ещё одна. – Все стали шаткие невыносимо, никому верить нельзя. Я, например, терпеть не могу, когда опаздывают. А сейчас все опаздывают. Только девушка моя, она всегда вовремя приходит. У меня до этого и другие были, но вот она никогда не опаздывала. И поэтому мы дружим уже год.
Я готов был поверить, что они действительно дружат. Ходят за ручку, обсуждают прочитанное. Ненавижу правильных людей.
– Но вам не кажется, что армия в её нынешнем состоянии – это не лучшее приложение сил для людей вашего возраста?
– А не бывает другого состояния. Вот я люблю книги по истории читать. Всю среднюю школу читал про Средние века. Потом перерос как-то. И вот я понял, что Средние века – это же было очень долго. Это почти тысячелетие. И все время плохо. Ждут, ждут, когда же хорошо… А просвета никакого, до самого Возрождения. То война, то чума, то воруют все. И в Париже, например, было очень грязно. Но шли люди и воевали, в самых грязных войнах, а потом на этом получилась вся нынешняя Европа. Куда все так хотят. Ну надо же, чтобы кто-то просто делал, что положено. А какое я право имею требовать с других, если сам не делаю как надо? Вот вы же работаете, верно? А можете сказать, что вокруг воруют.
